Но его размышления были прерваны сильным ударом офицерской нагайки. Нагайка рассекла бровь и губу.
Кровь медленно застывала на его лице. Офицер ждал, Рябушенко молчал.
Второй удар нагайки обрушился на голову. Но Рябушенко только крепче сжал губы и продолжал молчать.
— Прикажите подвесить? — угодливо спросил офицера урядник.
Офицер сухим и металлическим голосом сказал: «К полковнику». Конвоиры приволокли Рябушенко в школу, превращенную в штаб. Узнав, что полковник скоро придет, конвоиры втащили пленного в квартиру учительницы.
Они грубо потребовали чаю, и, когда запуганная девушка, по всей вероятности, сторожиха или уборщица школы, подала им горячий чай, они и не подумали напоить Рябушенко.
Прошло несколько минут, конвоиры выпили чай и закурили.
В комнату вошла старая женщина в платке. Это была учительница.
Она закричала на конвоиров:
— Да вы люди или звери? Человек раздет, весь в крови!
Старший из конвоиров несмело возразил ей:
— Ты, госпожа учительница, лучше бы не встревала не в свое дело.
Учительница с помощью девушки, подававшей конвоирам чай, быстро и заботливо вытерла смоченной водой тряпочкой окровавленное лицо Рябушенко, наскоро перевязала ему голову, затем притащила из соседней комнаты старую шапку, полушубок, штаны и валенки. Конвоиры не нашлись, что сказать, и не стали возражать против того, чтобы Рябушенко оделся. Учительница помогла Рябушенко одеваться и шептала:
— Скорее. Все это моего мужа, его нет, скорее, а то как бы они, — тут она указала на конвоиров, — не передумали.
Руки и ноги едва подчинялись Рябушенко. Он весь закоченел и еле держался на ногах. Силы стали ему изменять. Его трясло. Зубы выстукивали дробь. Но Рябушенко держался мужественно. Ему очень нужна была помощь. И эта помощь пришла в лице старушки учительницы. Учительница бросила девушке: «Чаю», но не успела та принести его, как в школу вошел полковник. Конвоиры вскочили. Полковник сказал конвоирам что-то, и они потащили Рябушенко в соседнюю комнату.
Полковник сел за стол. Неторопливо положил на стол полевую сумку, вытащил из кобуры револьвер и положил его с правой стороны на стол. Он предложил Рябушенко сесть напротив, с другой стороны стола.
Конвоирам полковник велел выйти. В комнате остались полковник и Рябушенко.
Рябушенко подумал о так и не выпитом чае, вздохнул, искоса осмотрелся и заметил, что револьвер заряжен и окно приоткрыто. Он стал ожидать неизбежных вопросов полковника, заранее зная, что ни на один из них отвечать не будет.
Рябушенко ожидал грубости, побоев, но, как это ему ни показалось странным, полковник открыл портсигар, в котором было всего три папиросы, предложил Рябушенко закурить, подождал, пока тот взял папиросу, сам взял другую, щелкнул зажигалкой, медленно дал прикурить Рябушенко. Полковник закурил и, откинувшись на стул, сказал: