* * *
Что доказало наше долгое путешествие? Ничего, кроме того, что наша мать была лгуньей. Я размышляла над этим целыми днями. Думала я об этом и когда сидела на скамеечке в душе, а Пол, расчесав мне волосы, начал их осторожно мыть. Они были такими длинными, что легко спутывались, когда я собирала их наверху и пыталась промывать всю массу волос. Пол делал так, как я его учила: намыливал их от головы к концам, потом он их сушил, расчесывал и укутывал меня ими, как огромной шелковой шалью, а я стояла обнаженная, прикрытая лишь волосами, как когда-то, должно быть, стояла Ева.
– Пол, – спросила я, опустив глаза, – ведь то, что мы делаем, не грешно, правда? Я все думаю о бабушке и о ее разговорах о зле. Скажи мне, что все оправдано любовью.
– Подними глаза, Кэти, – ласково сказал он, вытирая мне лицо полотенцем. – Посмотри, что ты видишь – обнаженного мужчину, такого, каким замыслил его Бог.
Когда я подняла глаза, он взял мое лицо в руки, приподнял меня и придвинул ближе. Крепко держа меня в объятиях, он продолжал говорить, и каждое произнесенное им слово убеждало меня в том, что наша любовь прекрасна и правильна.
Я не могла говорить. Внутри меня все рыдало, ведь я так легко могла стать ханжой, которую моя мать хотела из меня сделать.
Я чувствовала себя ребенком, позволяя ему вытирать и расчесывать мои волосы и как угодно целовать и ласкать меня, пока наконец не вспыхнула вновь наша страсть, и тогда Пол поднял меня на руки и отнес к себе на кровать.
Утолив желание, я лежала в его объятиях и думала обо всем, что я могу делать. О тех вещах, которые шокировали меня, когда я была ребенком. О вещах, которые казались мне мерзкими и отвратительными, потому что я видела в них просто действия, а не выражение чувств. Как странно, что люди рождаются такими чувственными и столько лет это в них глушат. Я вспомнила, как его язык впервые проник в меня и как меня пронзило словно током.
О, я могла целовать Пола всюду и не чувствовать никакого стыда, ведь любить его было прекрасней, чем вдыхать аромат роз солнечным летним днем, прекрасней, чем танцевать под изумительную музыку с лучшим из партнеров.
Вот чем была для меня любовь к Полу, когда мне было семнадцать, а ему сорок два.
Он воссоздал меня, собрал по кусочкам, и я все глубже запрятывала чувство вины, которое испытывала перед Кори.
Была еще надежда для Криса, он был жив.
Была надежда для Кэрри, что она вырастет и тоже найдет свою любовь.
И может быть, если все будет хорошо, была надежда для меня.
Джулиан уже не приезжал так часто, как раньше, и его отец и мать на это жаловались. Когда он появлялся, он танцевал лучше, чем всегда, но я ни разу не заметила, чтобы он взглянул в мою сторону. Правда, я подозревала, что он все-таки смотрел, когда я этого не могла видеть. Я становилась все лучше, более дисциплинированной, более старательной, и я работала. О боже, как я работала!