Однажды днем Кэрри пошла к тому, кто мог почти все, надеясь, что он поможет ей с ростом.
Пол сидел на задней веранде, пил вино и заедал его крекерами и сыром. Я была в балетном классе, поэтому знаю обо всем в изложении Пола.
– Она подошла ко мне, Кэти, и спросила, нет ли у меня растягивающей машины, которая поможет ей подрасти.
Я только вздохнула, когда он мне это рассказывал.
– Я сказал ей, что, даже если бы у меня и была такая машина, – (и я знала, что он говорил с любовью и пониманием, без всякой насмешки), – это была бы очень болезненная процедура. «Потерпи, дорогая, ты уже немного подросла. Со временем ты вырастешь. Знаешь, я видел, как коротышки вдруг вытягивались за ночь, когда достигали подросткового возраста». Тогда она посмотрела на меня своими огромными голубыми глазами, и я увидел в них разочарование. Я не оправдал ее надежд. Это было видно по тому, как она согнулась и опустила голову. Наверное, в нее вселилась надежда, когда жестокие дети рассказали ей про растягивающую машину.
– Неужели в современной медицине нет ничего, что поможет ей подрасти? – спросила я у Пола.
– Я ищу, – ответил он напряженно. – Я бы душу заложил, чтобы помочь Кэрри вырасти так, как она хочет. Я бы поделился с ней своим ростом, если бы только мог.
Мы прожили с нашим доктором полтора года, и время это было полно и трудностей, и радостей. Я была как крот, выбравшийся на поверхность и увидевший, что ослепительные дни вовсе не такие, как ожидалось.
Я надеялась, что, раз мы освободились от Фоксворт-холла и я уже стала почти взрослой, жизнь поведет меня прямой и ровной дорогой к славе, богатству и счастью. У меня был талант; я видела это по восхищенным глазам мадам и Жоржа. Мадам отрабатывала со мной мельчайшие нюансы. Вся критика, которая мне доставалась, говорила только о том, что я достойна ее стараний сделать из меня не просто замечательную балерину, а выдающуюся.
В летние каникулы Крис работал официантом в кафе с семи утра до семи вечера. В августе он собирался обратно в Дьюкский университет, уже на второй курс. Кэрри проводила время, качаясь на качелях и играя со своими куклами, хотя ей было десять и пора было перестать играть в куклы. Я занималась в балетном классе все пять будней и половину субботы. Моя маленькая сестренка следовала за мной, как тень, когда я приходила домой. Когда меня не было, она была тенью Хенни. Ей нужна была подружка ее возраста, но она никого не могла найти. Теперь она могла доверять свои секреты только фарфоровым куклам: она чувствовала себя слишком взрослой, чтобы вести себя как ребенок со мной или с Крисом. И еще она внезапно перестала жаловаться на свой рост. Только ее глаза, грустные, молящие глаза говорили о том, как она мечтает быть такой же высокой, как девчонки, которых мы встречали на улицах.