– Крис, я вовсе не хочу идти против твоей воли, но я не могу себе позволить, чтобы все прошло как второсортный спектакль. Кроме того, это большой шанс для Джори – его первое соло…
– Хотя бы раз в жизни, Кэтрин, послушай меня… Рентген показал, что хрящ сломан, и ты сама жалуешься на хронические боли. Ты не танцевала на сцене уже много лет. Хроническая боль – это одно дело, острая боль – другое. Ты хочешь ее заработать?
– О эти медики! – вздохнула она. – Вы все время помните о бренности и хрупкости человеческого тела. Да, у меня повреждено колено, и что из этого? Все мои ученики постоянно жалуются на боли там и сям. Так было, когда я преподавала в Южной Каролине, и в Нью-Йорке, и в Лондоне… но что для танцора боль? Нечто столь незначительное, что и мысли не возникает с этим считаться…
– Кэти!
– Колено не болит уже целых два года, даже больше. Разве я жаловалась на боль или спазмы? Признайся, что нет!
Папа молча вышел из кухни и пошел снова в гараж.
Она бросилась за ним, а я – следом за ней, желая услышать конец этого спора, надеясь, что она настоит на своем. И тогда – тогда она будет моя.
– Крис! – Она распахнула пассажирскую дверь, прыгнула в машину и бросилась ему на шею. – Не уезжай таким сердитым. Я люблю тебя, уважаю и клянусь тебе, что это будет мое самое последнее представление. Клянусь, что я никогда, никогда больше не выйду на сцену. Я… я знаю, почему мне необходимо оставаться дома… я знаю.
Они поцеловались. Я никогда еще не видел взрослых, которые так любили бы целоваться, как они. Выходя из машины, она все еще гладила его по щеке и нежно глядела ему в глаза. Напоследок она еле слышно проговорила:
– Это мой единственный шанс профессионально станцевать с сыном Джулиана, дорогой. Взгляни на Джори, и ты увидишь, как он похож на Джулиана. Я сама сделала хореографию па-де-де, в котором я танцую механическую куклу, а он – механического солдатика. Это лучшее мое творение. Я хочу, чтобы ты был там, чтобы ты гордился своей женой и сыном. Я не желаю, чтобы ты оставался дома, досадуя и думая о моем колене. Честное слово, я вполне окрепла и не чувствую никакой боли!
Она гладила его, целовала, и я понял, я увидел, что он любит ее больше всего на свете, больше, чем нас, даже больше, чем себя самого. Дурак! Последний идиот, кто так любит женщину!
– Ну хорошо, – сказал он. – Только это действительно в последний раз. У тебя не было практики много лет, а это опасно. Ты даже на тренировках слишком нагружаешь это колено, так сильно, что другие сочленения тоже могут пострадать.
Я наблюдал, как она вышла из машины, повернулась к нему спиной, все еще отчего-то медля, и произнесла грустно-грустно: