Мне пришла в голову одна мысль. Барт всегда добивался чего хотел. Он нашел верный способ избежать визита на восток, думал я, к «проклятым могилам» и «проклятым старухам». Он даже пожертвовал Диснейлендом. А это не в привычках Барта – чем-нибудь жертвовать.
* * *
В тот вечер меня оставили с Бартом, а мама с папой разговаривали в больничном холле с друзьями. Я рассказал Барту о разговоре между его «бабушкой» и ее дворецким и как она волновалась за него.
– Она любит меня, – гордо прошептал Барт слабым голосом. – Она любит меня больше всех. Кроме, может быть, Эппла. – Но тут он задумался.
«Не обольщайся», – хотелось мне сказать Барту. Но я не имел права разочаровывать его и красть у него привилегию быть самым любимым, пусть даже и вне семьи. Со смешанным чувством я наблюдал перемену настроений на его впечатлительном личике. Что же он за человек, мой брат? Очевидно, ему требовалась вся любовь родителей, вся без остатка и ему одному.
– Бабушка боится этого проклятого старика, – сказал он, – но я с ним справлюсь. У меня теперь есть сила. Я долго копил. Я вправду сильный.
– Барт, почему ты туда ходил?
Он пожал плечами и уставился на стену:
– Не знаю. Просто хотелось.
– Ты же знаешь, папа подарит тебе собаку, любую, какую захочешь. Нужно только поговорить с ним, и он сейчас же купит тебе такого же щенка, как Эппл.
Его яростные глаза чуть не испепелили меня на месте.
– В мире нет второй такой собаки, как мой щенок-пони. Эппл особенный.
Я переменил тему:
– А почему ты думаешь, что эта женщина боится своего дворецкого? Она сама сказала тебе?
– Ей и не надо было говорить. Я сам могу сказать. Он так ужасно смотрит на нее. А она боится.
Я понял, что тоже боюсь – неизвестно чего.
Хорошо, конечно, когда мама так суетится вокруг тебя. Но долго это не продлится. Как только я выздоровлю, мама переменится. Две длиннющие недели в вонючей больнице, где хотели отрезать мне ногу и сжечь ее в печи. Я так счастлив, когда смотрю вниз и вижу свои ноги, – вот они, обе здесь. Ну и шуму будет, когда я в школе расскажу, что мне хотели «ампутировать» ногу! Я стану героем. Я не позволил себе гнить там и умирать. Я даже не плакал. Я тоже могу быть храбрым.
Я вспомнил, как папа смотрел на меня дни и ночи, печальный и озабоченный. Может, он и вправду любит меня, хотя я не его сын?
– Папа! – закричал я, увидев его.
– Рад видеть тебя здоровым и счастливым на вид. – Он присел на краешек кровати, притянул меня к себе и поцеловал. Мне стало неудобно. – Барт, у меня хорошие новости. Температура твоя выровнялась. Колено заживает. И то, что ты сын врача, имеет свои преимущества. Я выписываю тебя прямо сегодня. Потому что, если тебя не выписать, боюсь, ты растаешь, как свечка. А дома, надеюсь, чудодейственная еда Эммы нарастит на твоих костях немного мяса.