Говорят, невозможно покинуть Париж — он сам уйдет из твоего сердца, если захочет.
Я же попыталась увезти Париж с собой. В Париже я читала «Праздник, который всегда с тобой», «Прощай, оружие!» и «Смерть после полудня». Все эти книги были на моем iPad — такая вот карманная библиотека Хемингуэя, — и, хотя я путешествовала с Констанцией и Эми, Хемингуэй тоже был со мной.
Так вот, я читала. Было уже достаточно поздно. Наши путешествия по Европе длились две с половиной недели. Впереди был Амстердам. Констанция уснула рядом со мной — она читала «Жизнь святых», совершая собственное духовное путешествие, изучая все, что только связано со святыми, и любуясь каждой статуей, поставленной в их честь. У нее была особая страсть к теме своей диссертации — агиография. Эми протиснула голову в щель между нашими сиденьями и завела разговор с поляком по имени Виктор. От Виктора пахло сардинами, на нем была камуфляжная куртка, но Эми продолжала пихать меня в бок локтем каждый раз, когда он говорил что-то, на ее взгляд, милое. Ее голос тут же стал высоким и мелодичным, а это значило, что она пытается очаровать парня. Виктор был привлекательным и обаятельным, его голос был хрипловатым, как у Дракулы, и Эми, очевидно, питала огромные надежды.
Именно тогда и появился Джек.
— Не могли бы вы подержать? — спросил он.
Я не обратила внимания. Не поняла, что этот вопрос адресован мне.
— Мисс?
Затем кто-то повесил рюкзак мне на плечо.
Я посмотрела вверх. То была наша первая встреча.
Мы уставились друг на друга, не в силах отвести взгляд.
— Что? — спросила я, осознав, что пора заполнить паузу.
Он был прекрасен. На самом деле этого описания мало. Он был очень высоким, метра два, и к тому же стройным. На нем были обычные оливковая толстовка и синие джинсы, но то, как они на нем сидели, делало этот наряд самым оригинальным в истории нарядов. Кто-то или что-то однажды сломало его нос, и теперь он изгибался в форме апострофа. У него были хорошие зубы и улыбка, украшенная ямочками на щеках. Совсем скоро он тоже поймет, что это оно. Его волосы были черными и кудрявыми, но не афро, а как у члена Общества мертвых поэтов. Я не оставила без внимания и его руки; они были огромными и тяжелыми, будто он не боялся работы, и напомнили мне — всего немного, совсем чуть-чуть, потому что это звучит глупо даже в мыслях, — руки Хью Джекмана, мать его, Росомахи. Этот парень казался безразличным, тщательно растягивая слова. Тем не менее подмигиванием он дал понять, что его что-то рассмешило и он захотел поделиться этим с тобой. Было неясно, в чем дело и как это относится ко мне, но уголки моих губ предательски приподнялись. Меня разозлило, что он заставил меня улыбнуться, и я попыталась опустить взгляд, но его глаза не позволили мне это сделать. Он ехидно пялился на меня, а затем я снова услышала его просьбу.