Джек усадил меня себе на колено, и мне пришлось быстро поймать подол халата, чтобы он не распахнулся. Он поцеловал меня в губы. Нежно, медленно и долго-долго. Мне не верилось, что я столь легко умещалась на его колене. Он целовал меня снова и снова, до тех пор пока наши губы окончательно не привыкли друг к другу. Я ощущала влажность своей кожи после горячего душа, и его тело словно отвечало взаимностью.
Еще секунда — и он развяжет пояс моего халата.
Он смотрел мне прямо в глаза. Я засмущалась и чуть было не закрылась, но он едва заметно покачал головой, и я расслабилась, еще больше погрузившись в его объятия.
Он медленно приоткрыл халат, сантиметр за сантиметром. Его руки касались лишь ткани. Он наклонился, чтобы снова поцеловать мои губы, затем отодвинул халат еще немного. Трудно было сохранять спокойствие. Он плавно коснулся моей груди, живота, бедра. Словно разворачивал нечто ценное, не спеша. Мое тело само стремилось к нему в руки, отступало и вновь рвалось к нему. Периодически он наклонялся, чтобы поцеловать меня, но всегда возвращался к халату, все увереннее касаясь моей кожи. Казалось, я открываюсь ему. Как бы абсурдно это ни звучало, я и была халатом, это меня открывали. Он медленно перемещал руки, скользя по моей коже. Осторожно притронулся к моим соскам, так нежно, что мне с трудом давалось самообладание. Поцеловал меня и, крепко схватив мои запястья одной рукой, завел их мне за голову. Он был силен, и я чувствовала себя инструментом, лежащим на его коленях, словно вещь, которой можно пользоваться, играть или продать. Затем он, с трудом сдерживаясь, поднял мои руки выше, сдавил их туже и скользнул рукой между моих ног. Я была готова отдаться ему, я ждала его, и он смотрел на меня, словно говоря: «Да, теперь это все мое». Я дрожала, пытаясь дотянуться до его губ, но он поднял меня на руки и понес в кровать.
23
Плоть. Его тело на моем.
Его губы на моих, мягко, а затем стремительно. Белые занавески гостиничного номера, дыша вместе с нами, заполняли комнату, а затем отступали, колеблясь в вечернем свете. Аромат из сада достигал нас, лишь когда мы приостанавливались на секунду, прежде чем он снова приближался ко мне, заставляя забыть обо всем на свете. И мы целовались, целовались снова, и этот секс, великолепный секс, не такой, какой бывал у меня раньше, не настолько приторный, банальный и приземленный. Этого не поймешь, пока не почувствуешь.
Джек. Мой Джек. Его тело просто прекрасно, а мое, белое и мягкое, — прямо под ним. Я обхватила его ногами, а он с силой вдавливал меня глубже и глубже в постель. Разные позы, более развратные, более дерзкие. Кровь подступала к моей коже, и это дикое, сумасшедшее чувство могли успокоить лишь его губы, мягкие и возбуждающие. Мы смотрели друг другу в глаза — как ни банально, — но что мы еще могли сделать? Вечер в Берлине, весь мир словно затих, и лишь занавески продолжали подниматься и падать. Возможно, пойдет дождь, а мы просто лежим в постели: он глубоко внутри меня, не двигаясь, целует меня на этой кровати, что витает где-то на острове вермеерского света. Я целую его в ответ, не хочу отпускать, и мы молчим, даже не пытаясь заговорить. А затем страсть снова возрастает, становится озорной и прекрасной, превращаясь во взрыв поцелуев, прикосновений и неописуемых порывов. Мне хотелось, чтобы он вывернул меня наизнанку, взял меня, каждый мой сантиметр, и дал что-то в ответ, нечто, что у него есть для меня.