Как будто я мог об этом забыть!
— Она… э-э… как вам сказать… Вы знаете, что такое прувер?
— Знаю.
Шарлота многозначительно кивнула.
— То есть вы хотите сказать, — начал я, — что она специально поехала, чтобы выбрать…
— Вас или Горлова? Не совсем так. Это не было… м-м-м… целью поездки. Не думаю. Анна тоже так считала.
— Как? — Я уже совершенно запутался, кто о чем думал.
— Когда графиня Бельфлер в последний момент присоединилась к нам, Анна была уверена, что ее специально подослали проверить вас. И не надо делать вид, что вы изумлены. Что здесь такого? Это же естественно — проверить мужчину, чтобы узнать, какой он любовник.
— Это я понимаю, — кивнул я, стараясь выглядеть невозмутимым. — Так значит, Анна вам сразу сказала об этом. А вы были другого мнения?
— Да мы столько обсуждали эту тему, что решили спросить у самой графини, но она только улыбалась в ответ. Думаю, это не было ее задачей, просто Потемкин не возражает против того, чтобы у императрицы появился новый любовник…
— Погодите, погодите. Так кто же посылает пруверов — Потемкин или императрица?
— Хороший вопрос, хотя ответить на него трудно. Их желания очень часто совпадают.
— Прошу прощения, продолжайте.
— Да в общем и так все ясно. Графиня Бельфлер выбирает любовника для себя, но если ей попадается кто-то исключительный, она может порекомендовать его императрице, и если той он придется по вкусу, то она не поскупится на милости. Графиня была в таком восторге от ночи, проведенной с Горловым, прежде чем Серж заболел, что не собиралась уступать его даже императрице. Она заявила об этом всем нам. Репутация Сержа как мужчины и любовника была спасена, и всем стало ясно, что в супружеской неверности виновна только его жена.
— И графиня обсуждала это с вами в присутствии Беатриче? — спросил я, глядя в пол. Я специально упомянул имя своей возлюбленной, понимая, что, судя по всему, Шарлотта пришла поставить меня на место после моего визита к Беатриче в дом князей Мицких.
— Беатриче всего лишь служанка. И к тому же полька.
Это краткое замечание сразу все объяснило. Для Шарлотты и ее подруг служанка была чем-то вроде собаки, при которой никто не стеснялся говорить и делать, что ему вздумается.
Я, конечно, мог возразить, что Беатриче по отцу шведка. А мать? Что ж, Польшу столько раз завоевывали, что там смешалась практически вся Европа. Но я не сказал этого, потому что Беатриче вряд ли это понравилось бы. А ведь западные поляки могут запросто называть себя немцами, а те, что живут на востоке — русскими. Что же касается поляков, которые пытались искать лучшей жизни в России, то они могут называться кем угодно, и, тем не менее, Беатриче сказала, что она полька. Поэтому слова Шарлотты и тон, которым эти слова были произнесены, сразу вызвали у меня глухое раздражение.