— Совершенно верно, Ваше Величество, — поддержал Екатерину Шеттфилд, стоявший среди свиты.
— Но, Ваше Величество… — немедленно ощетинился я.
— Молчать! Больше никогда не смейте перебивать меня, ясно? — к концу фразы голос императрицы снова стал спокойным, но в нем прозвучала скрытая угроза, и мы с Шеттфилдом прикусили языки.
— Демократия, — почти презрительно сказала Екатерина. — Я знала многих людей, рассказывавших о демократии и ее принципах, но не видела ни одного, кто был бы готов умереть за нее.
Она посмотрела мне в глаза.
— Я видела многих, готовых на какое угодно предательство и унижение ради денег, власти или славы. Вы отказались от всего этого ради чего-то совсем иного. И в этом смысле вы выиграли.
— Ваше Величество… — взмолился Шеттфилд.
— Наши с вами переговоры закончены, лорд Шеттфилд, — холодно сказала она. — Вы не сможете отнять у Америки независимость.
— Сможем, если вы дадите солдат…
— Не дам. Я не собираюсь посылать своих солдат на бессмысленную смерть.
— Король Георг не думает, что американские колонисты могут оказать серьезное сопротивление.
— Это потому, что он не принимал их у себя в спальне, — бесцветным голосом ответила императрица и снова повернулась ко мне.
— Вы обращались со мной как с женщиной, а не как с императрицей. И как женщина я даю вам вот это…
Она вдруг залепила мне такую оплеуху, что даже усатые гвардейцы болезненно поморщились.
Но Екатерина тут же мило улыбнулась и поцеловала меня в горевшую огнем щеку. Потом повернулась к Горлову.
— Значит, говоришь, толстая шлюха? — вкрадчиво спросила она. — С большими сиськами?
Горлов густо покраснел.
— Но, Ва-ваше Величество, мне нравятся именно такие женщины…
Императрица снова улыбнулась, но тут рядом с Горловым появилась Мартина Ивановна и, вцепившись ему в руку, сверкнула глазами на Екатерину, готовая до конца бороться за своего мужа.
Императрица благосклонно кивнула ей и, отвернувшись, направилась к своей лошади, где два юных красавца гвардейца, млея от счастья, помогли ей сесть в седло. После этого вся кавалькада умчалась прочь по дороге, ни разу не оглянувшись в нашу сторону.
Вот так все и закончилось. Мы не стали еще раз прощаться, ведь и часом раньше это было тяжело, а просто молча обнялись. Я бросил Горлову саблю. Он ловко поймал ее и отдал мне свою.
Мы с Беатриче уселись в сани и уже отъехали на добрую сотню шагов, когда позади я услышал знакомый рев Горлова.
Я встал в санях и, обернувшись, увидел, что он салютует мне саблей. Я улыбнулся Беатриче, стараясь успокоить ее, и, выпрямившись, отсалютовал ему в ответ.