Я заметил Анну Шеттфилд, сидевшую между отцом и Монтрозом, напротив госпожи Никановской, рядом с которой сидел седовласый генерал, увешанный орденами, которых у него было не меньше, чем у Потемкина. Генерал, не таясь, гладил Никановскую по ноге и что-то шептал ей на ухо. Он оторвался от своего занятия только после того, как кто-то крикнул: «Здоровье императрицы!» и все встали, чтобы выпить шампанского из бокалов, уже наполненных предупредительными лакеями.
Мы с Горловым посмотрели друг на друга, и я видел, что он был так же взволнован, как и я.
Едва мы поставили бокалы, как двери в зал снова распахнулись, и вошел отряд солдат-великанов. Все они были ростом выше двух метров, в зеленых мундирах, огромных ботфортах и высоких меховых шапках. Они выстроились вокруг стола и застыли. Некоторые дамы испуганно вскрикнули при их появлении, но мужчин эта реакция только позабавила.
— Великанский полк! — восторженно заворковала мне на ухо Шарлотта.
Я сразу обратил внимание на то, что каждый из солдат держит в руке маленькое блюдце, которое они по команде поставили рядом с гостями. На блюдцах была черная икра. Потом солдаты повернулись и, так же четко печатая шаг по блестящему паркету, вышли из зала.
Пока все аплодировали милой шутке царицы, я спросил Шарлотту:
— Значит, у царицы есть Великанский полк?
— У всех королевских семей Европы есть такие полки, глупенький, — ответила она под звуки заигравших скрипок. — Время от времени монархи меняются между собой, дарят друг другу таких солдат, как табакерки. В России самые лучшие. Это придумал еще царь Петр, он ведь и сам был великаном, — она кивнула на портрет, висевший на стене напротив.
Царь был изображен в гавани, глядящим на корабли. Он был неправдоподобно высок, с лицом скорее добродушным, чем героическим. Царь Петр Великий, легенда России. Я невольно посмотрел на царицу, пытаясь найти сходство, и… встретился с ней взглядом. Секунду мы смотрели друг на друга, и я, смутившись, отвел взгляд, а когда снова поднял глаза. Екатерина уже с кем-то разговаривала, не глядя в мою сторону.
Я не очень-то запомнил этот ужин, хотя следовало бы, учитывая важность этого события. Блюда были великолепны, но помню, что я был слегка разочарован. Мне всегда представлялось, что даже простое яблоко, поданное на королевский стол, должно быть вкуснее яблока на столе пресвитерианина.
Помню разговоры между вспотевшим Горловым и улыбающейся графиней Бельфлер, повышенное внимание седого генерала к госпоже Никановской, грустное лицо Анны, которая делала вид, что слушает разглагольствования Монтроза, обращавшегося не только к ней, но и ко всем окружающим. Он надменно восседал на стуле и, ни на кого не глядя, что-то вещал, упиваясь своим мнимым превосходством и не допуская даже мысли, что его могут перебить. Время от времени Монтроз касался руки Анны, словно приглашая ее отдать должное его красноречию. Я понял, что Анна только делает вид, что слушает, а едва он отворачивался, обращала взор в мою сторону.