– «С капитаном Степаном Афанасьевичем Варшавским я встретился впервые на солнечных и лазурных берегах Таити. Яркие звезды мерцали над бескрайним Великим, или Тихим, океаном. Он подошел ко мне и попросил закурить, сославшись на то, что забыл свою трубку в отеле. К сожалению, я не курил, но это не помешало нам разговориться и узнать друг о друге. Степан Афанасьевич произвел на меня самое благоприятное впечатление. Это оказался милейший, превосходнейший человек. Он был очень добр, умен, с широчайшим кругозором. Я поражался обширности его познаний. Ласковость, с которой он относился к людям, казалась мне иногда необыкновенной…»
– Ничего, – сказал Жилин, когда Михаил Антонович замолк и застенчиво на них посмотрел.
– Я здесь только попытался дать портрет этого превосходного человека, – сказал Михаил Антонович.
– Да, ничего, – повторил Жилин, внимательно наблюдая за экранами. – Как это у вас сказано: «Над солнечными и лазурными берегами мерцали яркие звезды». Очень свежо.
– Где? Где? – засуетился Михаил Антонович. – Ну, это просто описка, Ваня. Ну, не нужно так шутить.
Юра напряженно думал, к чему бы это прицепиться. Ему очень хотелось поддержать свое реноме.
– Вот я и раньше читал вашу рукопись, Михаил Антонович, – сказал он наконец. – Сейчас я не буду касаться литературной стороны дела. Но почему они у вас все такие милейшие и превосходнейшие? Нет, они действительно, наверное, хорошие люди, но у вас их совершенно нельзя отличить друг от друга.
– Что верно, то верно, – сказал Жилин. – Уж кого-кого, а капитана Варшавского я отличу от кого угодно. Как это он выражается? «Динозавры, прохвосты, тунеядцы несчастные».
– Нет, извини, Ванюша, – с достоинством сказал Михаил Антонович, – мне он ничего подобного не говорил. Вежливейший и культурнейший человек.
– Скажите, Михаил Антонович, – сказал Жилин, – а что будет написано про меня?
Михаил Антонович растерялся. Жилин отвернулся от приборов и с интересом на него смотрел.
– Я, Ванюша, не собирался… – Михаил Антонович вдруг оживился. – А ведь это мысль, мальчики! Правда, я напишу главу. Это будет заключительная глава. Я ее так и назову: «Мой последний рейс». Нет, «мой» – это как-то нескромно. Просто: «Последний рейс». И там я напишу, как мы сейчас все летим вместе, и Алеша, и Володя, и вы, мальчики. Да, это хорошая идея – «Последний рейс».
И Михаил Антонович снова обратился к мемуарам.
Успешно завершив очередную настройку недублированного фазоциклёра, Жилин пригласил Юру спуститься в машинные недра корабля – к основанию фотореактора. У основания фотореактора оказалось холодно и неуютно. Жилин неторопливо принялся за свой каждодневный «чек-ап»