— А зачем он тебе? Или он кормит-поит тебя? Ты сам вон какой сильный. А царь... он как тот конопатый: только вред приносил, больно делал.
— Не можно так. Грех. Царь землю дал...
— Да какую землю-то! — вскипел Маркел. — Почему она царева, земля-то, родил он ее, что ли?! Ты ее пашешь — значит, твоя она должна быть. А царь... он такой же человек. Ты, к примеру, одним щелчком его смог бы убить.
— Не такой. Царь — от бога. Грех...
— Народец! — изумился Маркел. — Это сколько же надо, чтобы от царей он отвык?! И отвыкнет ли?..
На другой день подъезжали к Каинску. У Маркела было хорошее настроение. Подмывало его иногда — выкинуть какую-нибудь шутку.
На передней подводе парни допили припрятанную сивуху, горланили песни. Маркел подсел к ним, тоже притворился пьяным.
— Надоело это старье! — кричал он. — Давайте новую разучим. Сначала — тихонько, а когда заедем в город, тогда уж во всю силу. Удивим всех...
Новая песня ребятам понравилась.
— Дажеть на молитву маленько смахивает, — заметил один из них.
И вот, когда подводы втянулись в узкие улицы города, в десяток здоровенных глоток грянула эта песня:
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов!..
Из домишек повыскакивали люди, недоуменно таращились на проезжающих.
— Красные! — крикнул кто-то в толпе.
К поющим, очумело нахлестывая лошадь, из хвоста обоза мчались на своей кошевке сопровождающий офицер и урядник Ильин. Маркел вовремя удрал.
— Прекратить! — орал урядник. — Кажите, кто научил!
Хмельные ребята осовело моргали глазами:
— Был тут какой-то... Убег...
— Найтить!
— Чего они найдут — лыка не вяжут, — остановил Ильина офицер.
* * *
Из Каинска новобранцев направили в Барабинск, оттуда двое суток тащились они до Омска поездом, в телячьих теплушках.
Маркел вместе с односельчанином Мишкой Гуляевым был зачислен рядовым восьмого кадрового полка. Началась казенная солдатская жизнь. Поначалу было странное ощущение отрешенности от всего сущего. Была рота — группа людей в одинаковых одеждах, даже с одинаковыми лицами, был командир — горластый усач с перебитым носом, был раз и навсегда заведенный железный распорядок: подъемы, учения, обеды, отбои... Все это казалось до смешного пустым и никчемным, механически однообразным, как стук часового маятника.
Но постепенно Маркел стал приглядываться к окружающим его людям, и они уже не представлялись такими похожими друг на друга, как картонные клоуны, выполняющие одни и те же заученные, глупые движения. Оказалось, люди везде остаются людьми и каждый человек в отдельности — это целый мир, удивительно сложный и многогранный...