Маркел было попытался отказаться, но хозяйка настойчиво совала кусок пирога ему за пазуху, даже обрадованно как-то уговаривала:
— Бери, бери, не стыдись. Разговейся на Христов праздничек — не побрезгуй. Чем богаты, тем и рады... К нам ить никто не ходит колядовать — все больше в богатые дворы заворачивают... Не побрезгуй, добрый человек...
Маркел выскочил из избы, как ошпаренный, весь потный от стыда.
«Последний кусок у ребятишек урвал, — крутилось в голове, — так вот почему они уставились все на меня, как на чучело гороховое! К ним из местных-то никто не ходит, знают их бедность... И как обрадовалась хозяйка-то...»
Оправившись от смущения, Маркел сказал себе со злым весельем:
— Хватит нищих-то обдирать. Тряхнем-ка толстосумов!
Он выбрал самый богатый по внешнему виду двор и направился к нему. Из-за высокого заплота выглядывал просторный крестовый дом, прочный и приземистый, как гриб-боровик. Все надворные постройки: сараи, амбары, дровники, сенники, даже овин и баня — располагались под одной общей крышею — на сибирский манер, чтобы легче было управляться по хозяйству в лютую и метельную зимнюю пору. И сам дом был хорошо приспособлен к здешнему климату — низкий, с крохотными окнами и маленькими дверными проемами. Хоть не шибко-то удобно, зато тепло.
«Толковый живет хозяин», — подумал Маркел и толкнул тяжелую дверь калитки. Как надо было и ожидать, навстречу, гремя цепью, рванулся огромный пес-волкодав, но до расчищенной к избяному крыльцу дорожки не достал, — зависнув на укороченном поводе, задохнулся в бешеном лае. Хозяева, значит, сегодня принимали.
Маркел вошел в избу, запел во славу Христа. В передней несколько женщин копошились у огромного зева русской печи. Они приостановились и глядели на пришельца почему-то с улыбками.
— Ну и голосок же у тебя... — сказала старуха с длинной и морщинистой, как капустная кочерыжка, шеей.
— Он, маманя, поет на тот мотив, на какой наш кобель сидорову козу драл, — захохотала краснощекая и, видно, озорная молодуха.
— Да уж кобель у вас — что надо, — пробормотал Маркел.
— Во-во! — закрутила маленькой головкой на шее-кочерыжке старуха. — Сразу видать — чалдоны! А то вон хохлы-чаехлебы на другом конце деревни живут, дак их по тявканью ихних собачонок узнать можно: чай-чай! Чай-чай! А уж на нашем-то порядке кобели, как в бочку, бухают: борщ-борщ! Борщ-борщ!
— Да еще и с мясом! — похвалилась краснощекая молодайка и от избытка праздничного счастья раскатилась звонким смехом. Но тут отворилась дверь из горницы, и она отвернулась, прыская в ладонь.