А то на медведя будто бы охотились. Окружили берлогу. Опалили на костре лесину и горячим концом сунули в ямину. Снег зашипел, белый пар повалил — ничего не видно. Рассеялся пар — медведь вот он: рядом с Маркелом на бревнушке сидит. По плечу похлопал, дружелюбно этак хрюкнул: «Значится, убивать меня пришел? Дело, брат, дело. А закурить не найдется? Весь табачишко за зиму спалил, едрена корень!» Свернул самокрутку — не меньше полена. Затянулся раз-другой, окурок в снег бросил: «Ну, а теперь давай поборемся. По-честному — один на один. А то вас вон сколь, охотников, на меня одного набежало...» Маркел ясно услышал, как захрустели его кости...
* * *
Он очнулся от забытья. Крохотная комнатка, желтые пятна света на стенах. Наверное, было утро — солнечное и морозное. Долго лежал, прислушиваясь к самому себе. Шевельнул ногой, рукой — кажется, все в порядке. Жив. Только слабость такая, словно прирос к постели, никогда уже не оторваться. Но в голове ясно, а глазам больно от света.
Бесшумно вошла девчушка, опустилась около, на табуретку. Во все лицо — огромные, как у стрекозы, глаза. За ними и лица не разглядеть. Никогда Маркел не видел таких распахнутых и синих глаз. Подумал: не сон ли? Провел по своему влажному лбу ладонью.
А у девчонки такой радостью полыхнули глаза, что показалось — как молнией, осветило синим всю комнатку. Она вскочила и выпорхнула за дверь. Но скоро вернулась назад.
— Где я? — спросил Маркел.
Девчонка что-то ответила, но он не услышал.
— Где я?
Она беззвучно пошевелила губами.
«Оглох! — жиганула страшная догадка. — Теперь все, конец». Он рванулся, закричал из последних сил:
— Где я, где?! Чего же ты молчишь?!!
Скрипнула дверь, на крик вбежала маленькая полная баба. Сказала внятно, веселым голосом:
— Оклемался, кажись, голубчик!
— Не слышу я, оглох, — ошеломленно пробормотал Маркел.
— Как не слышишь? И меня не слышишь?
— Тебя слышу... А ее — нет, — он указал рукой на девчонку.
Женщина потупилась. Сказала почему-то шепотом:
— Ее и не услышишь... Она — глухонемая. От рождения...
Маркел испуганно поглядел на девчонку, которая тоже потупилась, словно была в чем-то виновата.
— Все понимает, — сказала женщина, — она с губ научилась слова читать. Аха... Глазами слышит... И глазами разговаривает да руками еще помогает. От твоей-то постели всю неделю не отходит. И ночами сидит — отогнать не могу. Жалостливая она, аха... А ты-то тяжелый был — все кричал да буянил, хоть связывай в пору. Думали, помрешь. Ну, теперь, слава богу, видать, на поправу пойдешь... Ей спасибо скажи, доченьке моей.