Рядом со мной спит Рэйчел. Если я подамся вперед, я увижу ее неясное отражение в окошке. Ее грудь равномерно опускается и поднимается. Сквозь тело Рэйчел словно проносятся электропровода и снега. Ее черные волосы зачесаны на одну сторону и спадают с плеча, руки сложены на животе. На ней светло-бежевый свитер из верблюжьей шерсти. Я даже вижу его волокна на раме.
Мы приближаемся к аэропорту Хитроу. Огромный самолет приземляется, скользит по воздуху вниз, его окошки похожи на желтые капельки в неясном свете. Именно на этом участке поднималось настроение от осознания того, что возвращаюсь домой.
Правда, в последнее время возвращение в Лондон наполняло меня чувством обреченности. Я меньше думала о Лиаме, когда находилась в отъезде. В Лондоне же я ходила теми же маршрутами и посещала те же места, что и мы оба, когда еще были вместе. Поэтому мне было легко представить себе, будто все остается как и раньше, ну, может, только чуточку хуже.
После Илинга и Бродвея пейзаж становится современным и промышленным. Люди, закутанные в зимние пальто, переходят через железную дорогу прямо по рельсам. Поезд ныряет в переезд Уэстуэя, и в этот момент мне звонит Моретти.
– У нас есть новости, – сообщает он. – Мы разыскали вашего отца.
У меня раскалывается голова. Я подумала уже, что они кого-то арестовали.
– Вы хотите узнать его номер? – спрашивает Моретти.
– Нет. Вы уже получили результаты анализов тех материалов, которые собрали на холмах?
– Там оказалось невозможным выделить ДНК.
Я закрываю глаза ладонью.
– Никак? Разве такое возможно?
– В последние недели тут шли сильные дожди.
Поезд останавливается в Паддингтоне. Я выхожу на платформу, вдыхаю свежий зимний воздух и чувствую знакомый запах вокзала с примесью пепла. Снег подтаивает на стеклянной крыше между железными балками, через стекло сюда проникает желтый свет.
Я понимаю, что расследование не будет быстрым. Полиции неизвестно, кто следил за Рэйчел. Детективы не знают, говорит ли им правду Кит. И непонятно, кто напал на нее пятнадцать лет назад.
Лондон кажется каким-то зловещим и даже угрожающим. Никто не знает, где я сейчас нахожусь, и теперь со мной может случиться все что угодно. Я мрачно размышляю о каналах. Мне всегда казалось, что в Лондоне безопаснее находиться, чем где-либо в другом месте. На каждого потенциального нападающего здесь найдется потенциальный защитник. Но и тут тоже происходят жуткие вещи, а теперь они могут восстать и ополчиться против меня.
Начинается дождь, я выхожу из метро на «Мейда-Вейл» и раскрываю зонтик, с удивлением обнаружив его на дне своей сумочки. Туда я его положила еще девять дней назад, когда выходила из своей квартиры. Я смотрю на асфальт, а потом наклоняю зонтик так, чтобы мне стала видна дорога. На какую-то долю секунды я словно оказываюсь в старом Лондоне, таинственном и непонятном, таком, как его часто показывают в кино. Вокруг меня опускаются и поднимаются разные зонтики, а дождь уже вовсю хлещет по мостовой.