– Вона гранд увещевал аж от столицы, намеками и напрямки: не божеские, мол, дела творятся на острове. Слух имеется, будто завелася тут ересь, – вздохнул сэрвэд. – Ну, и учил. Чтобы всем зараз поднатужиться и искоренить… Для того надобно сперва хитро помалкивать. Ждать, покуда подтверждение покажет себя. Настрого он заказал: не лезть поперек его затей. Стоял я, значит, смекал: ежели искоренять, так чего все замерли? Ужо знак дан, дело вконец ясное, ересь прёт с рычанием! Ну, я чуток еще помешкал – и встрял с подмогою. Рычащего гада приложил ногой по рылу, он скис. Сперва подергался малость, ну я был зол, добавил кулаком в темечко. Затих, значится… По сю пору не шевелится. А что после? А вижу: лучше не делается! Я оторопел, стою в сомнении. Ты бросил рапиру и качаешься, как полоумный. Лупе белее молока, по стенке сползает. Я подхватил её, а ты уж – об порог. Во-от…
Сэрвед помолчал, напился и отдышался. Длинный рассказ утомил его куда более, чем ночные события. Шутка ли, словами всё объяснить внятно. Это же не кулаком вбить понимание… Энрике даже бледно улыбнулся. Лало принял улыбку, как ободрение. Кивнул и продолжил:
– Такие дела… Гляжу, гранд навроде очухался. Кляксы самодельные рассмотрел, бумажку сменил и наново строчит, аж взгляд за ним не поспевает. Слова ровнёхонькие, буковка к буковке. Ну и брякнул вслух – камень, мол, первый нам в оберег, спаслися… Тут оно и началось.
Энрике вздрогнул от недоумения. Он-то полагал, что всё как раз закончилось. После рассказа бесхитростного Лало дело проявилось целиком, от причин и до подробностей обстоятельств: некто пожелал очернить новую святыню и использовал старую, может статься, ещё детскую, дружбу с настоятелем обители Трехзвездия. Потому и назвал его мирское имя… С этим именем он постарался втереться в доверие к служителю Энрике. Хитрец стремился, посетив остров, неоспоримо доказать: мало того, что жена служителя цыганка и плясунья, так она еще и занимается чернокнижьем. Дальше тоже ясно: к первому обвинению несложно добавить куда худшее. Мол, патор Факундо потакает ереси и, значит, погряз в грехе. А то и отмечен тьмою. Дальше и того проще. Служитель Энрике, если верить ночному действу – одержим, потому следует его заточить в подвалы обители Скорбящих душ, там наверняка есть местечко среди заговаривающихся, полагающих себя богами и просто тихих помешанных.
Фраза «всё началось» ломала стройную картину предательства патора кем-то из его ближних.
– Что… началось? – недоуменно переспросил Энрике.
– Лупе очухалась, да как взялась вещать, всех аж оторопь разобрала, – с воодушевлением отметил сэрвэд. – Наш-то настоятель Серафино уж сколь умен, все книги в обители прочел насквозь, а только и он так ровнехонько слов не укладывает. Ну, про замковый камень, первую Башню и великую ересь, про разделение в наречиях… И как люди растратили общность сияния… Нет, во как: злат свет… знания.