Боевые офицеры склонили головы друг к другу и что-то обсуждали, не участвуя в общей риторической вакханалии. Васильев, выслушав Еремина, кивнул и, махнув рукой, позвал Изотова-старшего. Отец Максимыча присоединился к ним и, морщась, как от зубной боли, когда кто-то громко изливал проклятия в адрес неизвестных врагов, стал внимательно слушать доводы военных. Кулуарные переговоры длились недолго. Наверное, Изотов был в основном согласен с друзьями, поэтому тоже кивнул и вышел в центр зала к сыну, подняв руку, призывая таким образом к тишине.
– Ни у кого нет сомнений, что наш караван подвергся направленной агрессии? – в установившейся тишине Сенаторы закивали. – Это война. Двадцать лет мы жили без войны, если такое возможно в этом сошедшем с ума мире. Но у нас не было столкновений с людьми. Теперь есть. Хотите вы или нет – война началась. И если вы внимательно послушали доклад, то сделали вывод, что неизвестный враг не пожалеет никого. Так было с бункером «Кривич», так будет и с нами, если мы будем сидеть в бездействии. Согласно нашим законам, я выдвигаю предложение объявить военное положение. Кто за? – Изотов-старший первым поднял руку, наблюдая, как один за другим члены Сената также выразили свое согласие.
– Единогласно, – констатировал результат голосования Максим Изотов. – Теперь, опять же по нашему закону, военные решения принадлежат полностью военным. Сенат имеет только совещательный голос. Слово предоставляю Сенатору Еремину.
Еремин вышел к столу и посмотрел на лежащие перед ним обломки дротиков с крючковатыми наконечниками из костей ящеров. Один был извлечен из ноги Данилы, второй найден в разоренном бункере.
– Как главнокомандующий, я объявляю военное положение. С этого момента никаких одиночных выходов. И никаких выходов вообще без моего разрешения. Наружные посты усиливаются. В ближайшее время на поиски напавшего на нас племени будет направлен отряд. А судя по вооружению, это именно одичавшие люди, дикари, варвары. Целью операции будет обнаружение места локализации этих людей и, по возможности, уничтожение.
С места вскочила Кристина Сергеевна:
– Так нельзя – это ж люди, а вы предлагаете… уничтожить. Это ж… это геноцид!
Отец Игнат хмыкнул и поправил массивный крест.
– Все мы дети божьи, и не вправе мы судить, кто прав, а кто нет… кому жить, а кому умирать. Закон божий для всех писан, а ответ мы будем держать перед Ним. Но защита близких и детей малых богоугодное дело! Вот только как бы не перейти грань эту… между защитой и смертоубийством невинных?
– Кристина Сергеевна, отец Игнат, я понимаю ваш гнев и сомнения, но если, как вы выражаетесь, геноцида не избежать, то я бы предпочел, чтобы уничтожено было агрессивное опасное племя, а не мы с вами и не наши женщины и дети, – Еремин поправил камуфляжную куртку, из-под которой выглядывал десантный тельник, и покосился на священнослужителя. – В любом случае мы к этому вопросу еще вернемся. Пока мы не знаем ничего. Ни кто на нас напал, ни где они находятся. Вот для этого и посылаем отряд. Военный совет прошу остаться… остальных Сенаторов не держу, но и не гоню.