К первым относятся «донской казак бывший войсковой старшина Миронов, бывший прапорщик Сиверс, хорошо известный Ростову по жестокостям его дивизии, бывший вольноопределяющийся Киквидзе и бывший подполковник Захаревич».
Сиверс и Киквидзе для А. Л. Носовича особого интереса не представляли, прапорщик из немцев и вольноопределяющийся из грузин, достигшие высоких командных постов в Красной Армии, на сторону белых перейти не могли, и о них он писал спокойно, даже объективно.
«Бывший вольноопределяющийся Киквидзе начал карьеру в январе 1918 года, когда из председателей дивизионного комитета попал на должность начальника дивизии… Он по национальности грузин и около него всегда находится изрядное количество его соотечественников.
Дивизия (Киквидзе — А. В.) грабит феерически, но хитрый начальник ее всегда от награбленного спешит уделить кое-что и голодающим советским деятелям, и главным образом, Москве.
Сам Киквидзе храбрый человек и появляется лично в самых опасных местах…
Киквидзе — один из наиболее энергичных и дельных в военном смысле начальников дивизий на фронте от Воронежа до Царицына включительно, но он же и один из наиболее бессовестных разбойников и грабителей».
Впрочем, и Сиверс и Киквидзе вскоре после перехода Носовича к белым погибли и ни практического вреда, ни практической пользы белым принести уже не могли. Тихо сошел в небытие бывший подполковник Захаревич, удостоившийся едкой характеристики: «Это совершенно особый тип красного командира, народившийся лишь в самое последнее время на почве или хронического недоедания, или по отсутствию каких-либо нравственных устоев.
Весь нравственный и умственный багаж такого командира состоит в знании военного „Полевого устава“. Это и по внешности и по внутреннему содержанию совершенно забитые люди, как они были забиты и в старое время». Захаревич якобы «представлял собой тип забитого судьбою человека, единственное желание которого в настоящее время было получить деньги и угодить начальству в лице всемогущих комиссаров».
Гораздо больше внимания А. Л. Носовича привлек Ф. К. Миронов, бывший казачий войсковой старшина (подполковник), очень популярный в то время на Дону, фактически — организатор немногочисленного красного казачьего движения. Казаки одни давали белому движению массовую силу, без них «добровольцы» исчезли бы еще весной 1918 года. Поэтому образ казачьего офицера в стане красных вызывал у А. Л. Носовича горечь и сарказм. Не обошлось и без намеков на какие-то тайные помыслы Миронова (так же, как и в случае с Каменевым и Гиттисом): «Небольшого роста, худой, весьма подвижной, говорящий на митингах с большим подъемом и оттенком простонародного кликушества, мало разбирающийся в средствах достижения своих, тайных целей, Миронов, как человек ловко играющий на темных сторонах человеческой души, вне всякого сомнения может играть большую роль в совдепской части России, и там только он может иметь успех, но и там несомненно временный, ибо: ни ширины государственных взглядов, ни глубокого понимания всего ужаса настоящего положения Отечества у Миронова нет и ни в каких мероприятиях или проектах его этого не видно. Миронов, вне всякого сомнения, ненормален, страдает сильным нервным расстройством, злоупотребляет, как спиртом, так и наркотическими средствами, (последнее пристрастие наблюдается в широком масштабе в советских верхах вообще) и, надо полагать, его большевистская звезда, так же скоро закатится, как и появилась».