2
Они оставили мне плату за ночлег. Деревянная трубка, монета, вышедшая из обихода, медная пряжка от плаща, какая-то фигурка из кости и прочее, - груда бесполезного хлама.
Заметив моё недоумение, задержавшийся на пороге Бедивер поспешил пояснить:
- Это подношение.
- Мне без надобности, пускай заберут обратно, - небрежно ответила я.
- Они отдали тебе в дар самое ценное из того, что у них было, - сказал Артур, забросив за плечо сумку и нацепив меч. - Не считая оружия, разумеется.
Я протянула Бедиверу связку чистых бинтов для Кабана. Артур проигнорировал требование оставить раненного и мальчика под моим присмотром, да и сам Кабан ни в какую не соглашался отсиживаться в укрытии. К тому же, была велика вероятность того, что легионеры заявятся ко мне с повторным обыском.
Бедивер склонил голову в почтительном поклоне и вышел на улицу к остальным.
Я повернулась к Артуру.
- А что ты отдашь мне?
- Разве ты не знаешь, Нимуэ? - Впервые за всё время это имя - чужое, тяжёлое и тягучее - отозвалось во мне узнаванием.
И снова это гудение, вибрация его голоса - как тогда, у озера, когда он прижал мою ладонь к своей груди.
- Не знаешь, что я отдал тебе? - снова спросил Артур.
Мне казалось, что я ступала по тяжелой воде, сопротивлявшейся каждому моему шагу. Она будто бы говорила: не иди этой дорогой, не внимай его словам.
Артура окликнули с улицы. Так и не дождавшись моего ответа, он тяжело вздохнул и двинулся к двери. Я смотрела на него, и меня терзало очень неприятное ощущение где-то под грудью.
- Мы ведь всё ещё друзья? - остановившись на пороге, вдруг спросил он.
- Мы с тобой по-разному понимаем дружбу, Артур, - иронично ответила я.
Он обернулся и взглянул на меня с весёлой усмешкой.
- Да ведь у тебя и друзей-то нет.
- А ты дружишь с кем попало.
Мной владела удивительная двойственность чувств: мне хотелось одновременно и поскорее выпроводить его, и удержать.
- Когда всё кончится, - произнёс он безмятежно и тихо, так, чтобы не услышали остальные, - я вернусь за тобой. Явлюсь, как в той старой песне, нагружённый дарами: сто барсуков принесу с побережья речного, сто рыжих выдр, что ныряют в быстрых потоках, сто форелей, резвящихся в озере тихом...
- Только сунься в моё озеро, Артур.
- Я приду, и тогда ты мне не откажешь, - он погладил меня по голове и поцеловал в лоб. Он проделал всё это с какой-то отцовской, чисто мужской покровительственной нежностью, что совсем не вязалось с его легкомысленными словами.