- Чем-нибудь болеешь? - вдруг спросил он, не оборачиваясь. - Вшей нет? Люси будет вопить, как проклятая.
Я молчала, с жадным любопытством, трусливо и робко рассматривая то место, куда он меня привёл. В дом, двери которого распахивались только ночью.
Схватив за плечо, мальчишка с усилием затащил меня наверх по скрипучей промозглой лестнице и втолкнул внутрь. Тут как будто молния разверзла ночное небо, и я отчётливо увидела каждую подробность - шпалеры с цветами, пыльные гобелены, покрывала, бархатные подушки - роскошь, да и только!
Всё кружилось, мелькало перед глазами; со всех сторон доносился смех, вздохи, скрип, шорохи, чуть слышный топот босых ног и журчание воды. Я ощущала смутную радость, стеснение, тревогу и беспокойство, меня передавали из рук в руки, раздевали, поливали тёплой водой, натирали душистым мылом, дёргали за волосы, осматривали, затем снова кутали в одежду, но уже в чистую и целую, а потом, наконец, усадили на скамью и сунули в руки тарелку с дымящимся супом.
Я открыла было рот, но тут у меня сдавило горло, видимость перед глазами расплылась, и я вдруг со скрипом стиснула зубы. Кто-то пожалел меня, кто-то выступил в мою защиту, - из грубости и злобы вдруг выглянула доброта, стремление оказать помощь.
- Что, заревёшь? - спросил мальчишка, тот самый, что привёл меня сюда. Он сидел поодаль, у окна, поджав под себя одну ногу и не спуская с меня острого и насмешливого взгляда.
Люси, девушка, провозившаяся со мной больше всех остальных, шикнула на него и протянула мне ломоть хлеба. Её браслеты мелодично зазвенели. Я осторожно сомкнула пальцы на шершавой корке, помяла её немного, затем отщипнула кусочек и отправила в рот. Люси улыбнулась, и в её лице появилась почти детская мягкость, что-то ласковое, доверчивое. Я улыбнулась в ответ.
- Так как же тебя зовут? - спросила она.
Я снова открыла рот, но опять не выдавила ни звука. Не потому что не могла, а потому что не знала, что ответить.
Моё имя... Да оно у меня было, но никто ещё не называл его вслух.
- Загляни ей в рот, - снова подал голос мальчишка, счищая кожуру с яблока. - Может, у неё отрезан язык?
- Может, следует отрезать твой? - предложила Люси.
До моего обострённого слуха все время доносились всевозможные звуки - слева и справа, сверху и снизу, из коридора - шаги, смех, кашель, стоны.
Отхлебнув несколько ложек супа, я наконец выдавила из себя:
- Ни... Ниниан, - и сама же покачала головой - близко, но не то.
- Ниниан? - переспросил мальчишка. - Звучит, как скулеж Кабана по ночам. И что оно значит?