Ты сеешь ветер (Романова) - страница 88


В моей голове тёмной растревоженной водой вдруг зашумело другое имя. Тамезис. Сначала глухой всплеск, а затем шипение вздыбившихся пенных волн.



      Внезапно на меня навалилась усталость, такая усталость, будто все бесконечные годы, прожитые на земле, вместе с чужим бархатным плащом легли на мои плечи. Я приняла решение, которое вновь доказывало - мало кто из людей всё время держался своего характера, все мы были вынуждены постоянно отступать от самих себя.



      Я едва не сказала ему: я сдаюсь, отнеси меня к своему королю. Но сказала зачем-то совсем другое:



      - Поднимитесь с колен, сэр Ланселот.



      И он поднялся, не сводя с меня завороженного взгляда. Его гладкие светлые волосы падали на высокий лоб. Он казался молодым и ещё долго будет казаться таковым, но какая-то тень будто уже легла на его лицо. Я поцеловала его меж сведённых бровей. Он будет моей опорой в королевстве Артура, я буду его покровительницей. История запомнит его как Ланселота Озёрного, знаменитейшего из рыцарей Круглого стола, верного друга, пылкого влюблённого и пригретую на груди змею. Впрочем, его имя не поддастся очернению, куда большую вину вверят даме его сердца. Издавна стараниями мужчин грязь всегда легче липла к женщинам.



      Ланселот попросил разрешения вручить мне то, что он привёз с собой. Из седельной сумки он достал нечто круглое, обёрнутое дешёвой тканью. Не слишком-то оно походило на подарок короля, однако при близком рассмотрении я узнала свою неаккуратную вышивку на платке. Сердце у меня в груди так и взмыло. Этот платок с завёрнутыми в него травами я оставила когда-то здесь, на камнях у самого берега, когда сбегала от Артура. Мной тут же овладели воспоминания о том дне: порыв страсти, взывавшая к памяти стихия и Мерлин, глядевший на меня глазами смертного. «О, барышня. У меня горячая кровь». Так оно и было. Всё равно что приникнуть щекой к нагретой солнцем коре дерева. И мы были здесь, такие счастливые, какими только могут быть люди, предчувствующие большую любовь.



      Развернув платок, я рассмеялась. Это был горький и злорадный смех, будто дождём в лицо хлестнуло. Изящные серебряные узоры, речной жемчуг, озёрные камни - без лишней роскоши. Роскошь мне не шла.



      - Я убила его подданных, - сказала я, вдруг ощутив горечь во рту. - Невинных людей, выполнявших его поручение, или просто оказавшихся не в том месте и не в то время. И, знаешь, что? - я взглянула на Ланселота, ожидая увидеть в его глазах испуг или презрение, но видела только печаль и любовь. - Я не сожалею. Хочу, но не чувствую этого.