. Я вошел в собственный дом вслед за ним.
Мой малыш Деймон бросился в распахнутые объятия Сэмпсона, и Джон подбросил его в воздух, словно тот ничего не весил. Дженни подлетела ко мне с воплем: «Папулища!» На ней уже была пижама, и она пахла свежим запахом талька после ванны. Моя маленькая девочка. Что-то в ее больших карих глазах настораживало. А выражение лица заставило меня замереть.
– В чем дело, моя лапочка? – спросил я, водя носом по нежной теплой щечке Дженни. Мы с ней страсть как любим целоваться носами. – Что стряслось? Поведай своему папулище все беды и горести.
В гостиной я разглядел своих трех теток, двух невесток, единственного из оставшихся в живых брата Чарльза. Тетки явно до моего прихода долго плакали; лица у них распухли и покраснели. Им под стать была и невестка Силла, а она не из тех, кто станет распускать нюни по пустякам.
Атмосфера в комнате была неестественной и гнетущей, как на поминках.
«Кто-то умер, – подумал я. – Кто-то из всеми нами любимых умер». Но все, кого я любил, были здесь, на месте.
Мама Нана, моя бабушка, подавала кофе, чай со льдом и холодные куски курицы, к которым, похоже, никто не притрагивался. Нана живет на Пятой улице вместе со мной и моими детьми. По ее собственному убеждению, она нас троих воспитывает.
К восьмидесяти годам Нана усохла примерно до пяти футов. Но она до сих пор остается одной из самых выдающихся личностей в нашей столице, а я знаю большинство из них – семейство Рейганов, Бушей, а теперь и Клинтонов.
Бабушка обслуживала гостей с сухими глазами. Я редко видел, как она плачет, хотя человек она необычайно нежный и любящий. Просто она больше не плачет. Говорит, что ей уже слишком мало отпущено времени в этой жизни, чтобы тратить его на слезы.
В конце концов я вошел в гостиную и задал вопрос, упорно не дававший мне покоя:
– Я рад всех вас видеть, Чарльз, Силла, тетя Тиа, но кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит?
Они все уставились на меня.
Я все еще держал на руках Дженни. У Сэмпсона повис на могучем локте Деймон, его голова, словно волосатый футбольный мяч, торчала из-под мышки великана Джона.
Нана заговорила от лица всех собравшихся. Еле слышные слова отозвались во мне острейшей болью.
– Наоми, – тихо произнесла она. – Наша Липучка пропала, Алекс. – После этих слов мама Нана разрыдалась, впервые за долгие годы.