И часовой и подчасок не отрывали глаз от светлого мигающего блика, стараясь не то разглядеть, не то вспомнить что-то. И вдруг тьма. Пятно исчезло. Справа тихо посыпались камни. Опять русские. Вероятно, устанавливают пушку. Вечно у них шум… Куда исчезло пятно? Оно должно снова появиться…
— Ичи, ни, сан… — считал про себя часовой. — Да, да, она — сан… Эта прекрасная гейша… У нее продолговатое лицо и…
Часовой упал, уткнувшись головой в острые камни. Подчасок успел, не целясь, выстрелить и откатился в сторону от короткого и резкого удара Егорова.
Охотники хлынули дальше. Марченко был впереди и первый увидел неприятельских солдат, которые охраняли саперных рабочих.
Началась свалка. Русские работали штыками без выкриков. Японцы раза четыре выстрелили. И японские солдаты, и японские саперы были уложены все до одного в течение десятка секунд.
— А вот и колодец, — сказал Марченко, — подводя к зияющей яме сапера, — Действуйте.
Вдруг совсем близко блеснул огонь выстрела: раздался резкий щелчок. Марченко взмахнул рукой и повалился. Сидевший у камней японец перевел затвор и начал целиться, но штык ткнул его в грудь, и он с криком опрокинулся назад.
Внизу затрещал пулемет. Во вражеских траншеях раздалась команда и частые залпы… Часть наших стрелков, отстреливаясь, залегла, другие продвинулись вперед и приняли на штыки наступающих японцев. Форт открыл ружейный и артиллерийский огонь. Враг начал приходить в себя и напирал. Смельчаки перескакивали через груду тел, бросались к колодцу, но, сраженные пулями и штыками, падали.
Наши саперы бросали в колодец и зачатки галерей патроны. Грохочущие звуки взрывов в ямах послужили охотникам сигналом к отступлению. Подхватив смертельно раненного Марченко и одного убитого стрелка, солдаты, отстреливаясь, скрылись в темноте.
Марченко лежал на носилках в офицерском каземате. Тусклая лампа освещала печальную картину. Около раненого кучкой стояли офицеры. Фельдшер заканчивал перевязку. Полы расстегнутой шинели раненого висели, грязная рубаха, завороченная кверху, лежала жгутом поперек высокой волосатой груди. На животе темнела окровавленная повязка.
Богатырь Марченко тяжело дышал и перебирал пальцами. Лицо без кровинки, глаза закрыты, борода вскинута кверху.
Ждали доктора. У изголовья Марченко лежала телеграмма, в которой высшее начальство поздравляло его с первым действительным офицерским чином поручика.
Марченко так и не узнал об этой телеграмме… Прибывший доктор тихо сказал:
— Готов, богатырь, отвоевался…
3
Генерал Кондратенко расспрашивал солдат и саперов о результатах вылазки.