— Эх, кабы десятка четыре таких пушек, — с радостным волнением говорили солдаты.
— Батарея уже по японским крейсерам бьет! — закричал унтер-офицер.
Расстрел японского батальона, меткое попадание снарядов второй батареи в японские канонерки внесли замешательство в наступающие вражеские колонны. В окопах стало несколько легче. Канонерки и часть японских батарей направили свой огонь на Тафашинские высоты. Санитары приступили к перевязке тяжелораненых и переноске их в тыл. Пыль осела. С моря повеяло прохладой. Утомленные защитники вспомнили, что они целый день ничего не ели.
— Нет ничего хуже, как сидеть и от врага отбиваться. И кто эти крепости придумал?! Наступать куда лучше, — заявил фельдфебель. — Перво-наперво ты сам выбираешь, куда тебе вдарить. Об этом противник не знает и ждет атаки по всему фронту. Второе, ты свои пушки передвигаешь, а у противника они привинчены к одному месту.
— А третье, — подхватил ефрейтор, — человек в атаку пойдет сытым. Ох и жрать хочется, братцы!
Солнце опустилось. Основание Самсона погрузилось в легкую дымку. Выделялись овраги. Вершина горы была точно из меди. Отблески заката скользили поверх вздыбленной пыли, смешанной с пороховыми газами. Внизу, совсем близко от передовых окопов, было кольцо неприятельских батарей. Огненные языки выстрелов при потухающем дне казались длинными и зловещими.
8
Полковник Третьяков сразу же, в начале боя, пытался как можно точнее определить, куда направит неприятель свой главный удар. Более всего уязвимы фланги: правый — со стороны мелководной бухты Хунуэза, левый — со стороны русла речки, что течет южнее города Цзиньчжоу. Особенно беспокоил правый фланг. В случае его прорыва все значение позиции сводилось к нулю. Но и слева неприятель, оставив город с его толстыми стенами, мог сосредоточивать там резервы, а руслом речки пользоваться как наступательной сапой.
«Досадно, что командует не Кондратенко, а Фок, — думал полковник. — Трудно понять, что нужно этому старику».
В блиндаж спустился поручик Глеб-Кошанский.
— Все главные атаки — на наш правый фланг, — сказал он.
— Я так и знал! — воскликнул Третьяков. — Пишите генералу Надеину, чтобы давал подкрепление людьми.
— Размещение стрелков по окопам сейчас опасно. Нас засыпают снарядами. Канонерки срезают бруствера люнетов.
— За подкреплением послать. Я выйду посмотрю.
Гора Самсон — такая прекрасная при восходе и закате солнца — теперь нависла над возвышенностью Наньшань тяжелой глыбой. Каждый неприятельский орудийный залп, огненные языки которого были ясно видны, каждая цепь неприятельских войск, открыто продвигающихся вперед, заставляли полковника глубоко страдать. И не потому, что он трусил. Он досадовал на себя. Краска стыда залила его красивое лицо. Более трех месяцев тому назад он участвовал в комиссии по обследованию позиций. Ему было поручено улучшение укреплений, но он довольно спокойно отнесся к своим обязанностям. Нужно было кричать, доказывать, что Наньшань требует дальнобойных пушек и бетонных сооружений, берега залива Хунуэза также должны иметь тяжелую и дальнобойную артиллерию, а Тафашинские высоты не менее, а может быть и более важны в защите перешейка, чем возвышенность Наньшаня. Замечательные пушки Кане валяются без дела и попадут в руки врага. Неужели Фок и Кондратенко не придут на помощь, ничего не придумают против японцев?! Солдаты ведут себя хорошо, на них-то можно надеяться.