— Я злая… Пожалуйста, прости меня, Морис, я уверена, ты не хотел навредить мне. Я знаю, ты не хотел причинить мне зло… Я…
— Замолчи, Нея.
Морис неожиданно садится. Он смотрит на меня, но не своим обычным добрым совиным взглядом или с выражением важного клиента, посетившего торговца: нет, пристально смотрит на меня, так, как смотрел в тот день, когда я стала его женщиной, смотрит, как если бы я волновала его. Он продолжает очень странным, дрожащим и скрипучим голосом:
— Вы правы, господа… Вы не должны больше разрешать ей говорить… Поверьте, я абсолютно ни в чем не виновен. Но Нея больше не должна когда-либо входить в этот зал, слушать все эти ужасные вещи. Я прошу вас. Ваша честь…
— Очень хорошо, — с заминкой отвечает судья. — Вернитесь на свое место, мадемуазель.
На следующий день за ланчем отец говорит, что, по его мнению, послеобеденное заседание будет последним. С заключительной речью выступят обвинитель и защитник Мориса, самодовольный парижанин с огромным знаком отличия ордена Почетного легиона на черной мантии. Ему помогает адвокат из Женевы, еще более самоуверенный. Они всем кажутся очень общительными и дружелюбными по отношению друг к другу, но я думаю, на самом деле они не очень ладят.
Как и в предыдущие два дня мы все собрались в зале суда в час тридцать. Затем все пошло своим чередом. Обвинитель говорит обо мне как о любимице учителей в день вручения призов. Чудесно, если бы не так глупо. Всякий удивляется, где эти интеллигентные люди, прошедшие суровые испытания на получение степеней и т. д., набираются таких нелепых понятий. Я сама склонна к самодовольству, но послушать его!.. Я люблю свою мать, однако, в отличие от него, не задыхаюсь от рыданий в горле, произнося ее святое имя. Отец тоже славный малый, насколько я знаю, и очень преуспел, но теперь его представляют как Рокфеллера в окружении свиты святых французов. Давайте же не преувеличивать!
Только Морис получит, что ему причитается. Даже мама в своих самых худших проявлениях никогда не щеголяла и вполовину такими избитыми фразами, как обвинитель. По-видимому, Морису наплевать. Я понимаю его. Все это несерьезно.
Защита, однако, совсем другое дело. Я ничего не знаю о судейских тонкостях, однако совершенно уверена, что главный защитник, парижанин, не верит ни одному собственному слову. Сначала он клятвенно убеждает всех и каждого, что Морис невиновен, и тут же разъясняет, что если бы Морис случайно был виновен, то не только по собственной воле. Может быть, я туговато соображаю, но, похоже, дела Мориса складываются не слишком удачно. Защитник прекрасно характеризует отца, мать, Сюзанну и меня, хотя каждый раз добавляет небольшое критическое замечание по поводу нашей якобы враждебности к Морису. По его мнению, Сюзанна к тому же психически ненормальна: он выдвигает предположение, что Сюзанна и Морис не слишком счастливы были в постели. Я знаю — это полная чепуха, ведь я видела их вместе и сейчас наконец могу признать, что это-то как раз я и не могла простить.