В библиотеке начались немного неловкие разговоры о послеуниверситетских годах: гости поняли, что в то время, как их карьеры постепенно вели их в гору, Уэллс с некоторым трудом держался на самой нижней ступеньке лестницы. Но кипящий энтузиазмом и оптимизмом хозяин дома передал всем канапе, а потом разлил вино по бокалам и вручил каждому с каким-то дружеским замечанием. После этого он широким взмахом руки предложил всем устраиваться поудобнее. Гости расселись в кресла и на диване и пригубили кларет. Поскольку мебели хватало, чтобы усадить только пятерых, Эйч Джи остался стоять – но это его вполне устраивало. Он мог дирижировать разговором.
И вечер начался.
Герберт Уэллс расхаживал перед камином, щедро прикладываясь к вину. Рональд Смит, который теперь превратился в очкастого экономиста, работающего на корону, начал многословное рассуждение относительно легкомысленности художественной литературы. Уэллс терпеливо слушал и выжидал. Его стройная щеголеватая фигура двигалась изящно, но сдержанно, поскольку он всегда говорил всем телом. Его темные глаза не отрывались от лица Смита.
– Литература всегда была лживой, и я бы даже сказал, что она поощряет преступность, – заявил Смит.
Полбокала вина притупили его и без того тусклый разум, так что он даже не замечал, что говорит слишком громко и повторяется.
– Я что-то не слышал, чтобы книги совершали преступления, – возразил Джеймс Престон, адвокат, намеревающийся баллотироваться в парламент. – Мне всегда казалось, что виновными бывают люди.
Все засмеялись.
– Ну, мне хотелось бы услышать мнение хозяина дома, – буркнул Смит, лицо которого стало почти одного тона с его бурым галстуком-бабочкой.
Герберт Уэллс развернулся к нему. Голос у него был высоким, но звучал уверенно:
– Прежде всего я хочу выразить свое восхищение упорством Рональда, с которым он терпит аристократическое отношение королевы к финансам.
Гости снова засмеялись, окончательно раскрепощаясь.
– Мы обсуждали литературу и преступность, – сухо отозвался тучный экономист.
– Несомненно, – согласился Уэллс, – несомненно. Мне не вполне понятна проведенная вами параллель, Рональд, но я бы согласился с тем, что публиковать некоторые опусы – просто преступление. – Он переждал новый взрыв смеха. – Как и то, что кое-какие другие произведения не публикуют.
Его глаза сверкнули, и он стал постепенно переводить разговор в задуманное им русло, так как ему нужно было добиться определенного настроя, иначе слушатели просто подняли бы его на смех.
– Нам всем хотелось бы мира, свободного от социальной несправедливости и моральных установок, которые ставят человека ниже горилл, от которых он произошел.