ма… А Степаныч – это, милый мой, не нам чета, это сам народ.
– А если Солженицын станет командовать? – засмеялся Йеф. – Тогда прочтет?
– За божницу сховае и всем проверяльщикам будет показывать. А читать все одно не станет. Между нами говоря, я и не уверен, умеет ли он читать-то. Расписываться умеет, по крайней мере в ведомости.
– Так почему же не сдали?
– Кого?
– Книгу почему не побежали сдавать, если не стали от нее лучше? Чуток, а лучше?
– Понимаешь, кака штука: у всех у нас на совести столько всякого. У кого стыда, а у кого и пострашнее. За всю жизнь понабралась ноша – самому не скинуть… А тут этот Солженицын нам как бы отпускает грехи наши. За одно только отпускает, что мы прочли книгу его. Так и говорит: спасибо, мол, от всех тех, кого сгубили. А ведь он имеет право от них говорить и их именем грехи отпускать – он же про них такую книжищу написал!.. И вот мне спасибо – только за то, что прочел. За то, что осмелился прочесть. Я еще и страницы не прочитал, я еще, может, рассуждал: читать или сразу отнести куда надо, а он мне – спасибо. Дорогого стоит. Куда я теперь пойду труса праздновать, если мне уже спасибо за мою смелость? Вот как он по уму…
– И по совести…
– Ну да, и по совести.
– Значит, все-таки читатель становится лучше? После книги или после «спасибо», но становится?
– Не сильно… Скажем, как есть, – не сильно…
– Стало стыдно праздновать труса, – повторил Йеф мысль Федора Андреевича. – Это в наше время очень сильно… и очень много… Я бы даже сказал, что так себя вести – это игнорировать реальность, и это самое оптимальное сопротивление властным уродам…
– Запутал, совсем запутал. Ты вот что скажи мне, Ильич, ты сам чуешь, как кружит над тобой Недомерок наш? Что коршун кружит…
– Да чувствую, конечно. Жена еще острее чувствует, и это уже беда.
– Так навошта ты его дразнишь? Затаись.
– Похоже, что уже поздно. Таись не таись, а у них там уже все решено.
– Чуешь, что так?
– Кто знает! Но по всему выходит, что так.
– А давай, ты ему книгу эту сдашь и скашь там, что больш книг – ни-ни…
– Ну ты и удумал, Андреич! Все твои начальнички, стало быть, не стали праздновать труса, а я сам побегу?
– Твоя правда – несолидно. Ну без книги тогда. Подойди к нему как товарищ по работе и скажи, что, мол, больш ни-ни. Ни книг, ни разговоров там всяких…
– Этим не насытятся, Андреич, сам же понимаешь. Потребуют по полной – разоблачись, покайся, выдай, подпиши… Все это такая гадость – ни одна душа не выдержит.
– Ну, Ильич, тут ты опять наивничаешь. Души нам даны, что резина, грузишь ее, нагружаешь – все терпит…