Все звонкие строчки про «плакать о времени большевиков», до той поры будоражившие его, отрезало в один миг. Это было начало его настоящего образования. Официальная идеология утонула выдуманной Атлантидой. Лев осознавал истинную историю страны, а история инвалидов войны все время оставалась болезненной загадкой: ни свидетелей, ни документов – только некое странное и бесспорное общее знание.
Можно представить, как обрадовался Лев Ильич живому свидетелю!.. Ветеран, оказывается, был захвачен в облаве на базаре, и его повезли-потянули через полстраны к северным краям вместе с остальными такими же бедолагами. На его счастье жена, еще живая в ту пору, подняла такой бабий вой и стала мотаться по коридорам таких учреждений с этим своим воем, что какой-то из начальников приказал вернуть ей мужа. Так он и спасся.
Лев Ильич дотошно описал рассказ инвалида и его ответы на вопросы. Вот это и была та бомба, о которой Йеф писал своему другу…
– Так что скажете? – наседал Недомерок. – Советую выдать взрывное устройство. Найдем – хуже будет.
– Ищите, – равнодушно разрешил Лев Ильич, ни единым мускулом не дрогнув в улыбку.
Тут Недомерок дал команду искать и вместе с прибывшими коллегами бросился «рыть землю».
Беглому взгляду показалось бы, что чекисты своим многолюдным поиском Йефовых сокровищ производят лишь пыль и хаос. Однако искатели-оперативники шуровали споро и методично по какой-то своей системе, не обходя вниманием ни сантиметра служебной квартиры Льва Ильича.
Кстати сказать, работники интерната в основном так и восприняли обыск у Йефа, как поиск запрятанных им богатств, и неспешно подтягивались поглядеть, что здесь и как. По правилам обыска, которые Недомерок уже несколько раз повторял для вновь прибывающих любопытных, разрешалось заходить, но не выходить, а все входящие должны были стоять в сторонке и не мешать процессуальному действию. Скоро, однако, в сторонке оказалось так много зрителей, что не мешать они уже попросту не могли. Недомерок перекрыл доступ новым любопытствующим, но старые буквально путались под ногами. Они сидели где только могли, а те, кому сидячих мест не досталось, стояли, переминаясь, меняясь местами, потихоньку закуривали, сначала в кулачок, а потом и открыто, смелели и перешептывались все громче и уже вот переговаривались в голос, да почти и обживались в квартире, сразу ставшей по-настоящему казенной – ставили чайник, заглядывали в холодильник, все с большим нетерпением ожидая сокровищ. Наверное, они отвлекали оперативников от их важного дела, но сильных помех не создавали. В отличие от Сергея Никанорыча – этот достал всю бригаду. Ему очень хотелось участвовать в обыске, хоть даже и понятым – хоть кем, но никакой законной возможности не было – родственники в дело не допускались, если бы даже вдруг Недомерок и захотел помочь коллеге-ветерану. Но и Недомерок вместе со своими товарищами страстно мечтал, чтобы СМЕРШевский дед сдох смертью храбрых и немедленно, хотя по всем приметам выходило, что он, если и не будет жить вечно, переживет очень и очень многих, набившихся в квартиру Йефа.