Правда, мой рассказ о том, что нужно делать, восторга у нее не вызывает. Мы вместе поднимаемся в палату, отгораживаем кровать ширмами и смотрим на этого старого спящего ублюдка.
— Тебе нужно только немного ему подрочить, чтобы проверить, встанет или нет.
— Но он же болен… выглядит он так, как будто умирает… я не могу…
— Да он старый блядун, он будет счастлив как черт. Может, он ничего и не скажет, поскольку лежит в отключке, да еще и под всеми этими препаратами, но он почувствует, в этом я тебя уверяю!
— Ну, если это поможет…
— Правда, мне очень нужно, чтобы ты это сделала! Поторопись, — я бросаю взгляд за ширму, — я должен избегать стресса!
И вот Саския начинает передергивать, а я наполовину высунулся наружу, стою на стреме и время от времени поглядываю на кровать, но смотреть там, сука, особенно не на что. То есть он, конечно, увеличивается, но это, без сомнений, не все, на что он способен…
— Сильнее, — говорю я и слышу, как доносятся стоны с трех остальных кроватей.
И тут неожиданно старый хер распахивает глаза! Саския отдергивает руку, а он отшатывается в сторону и даже пытается приподняться на своих костлявых локтях. Он смотрит на меня, затем на нее, затем снова на меня:
— Ты! Что ты здесь делаешь? Чем вы тут занимались? Трубку у меня решили вытащить! Я медсестру вызову!
— Нет, расслабься, мы просто хотели тебе помочь! Это моя пташка, Саския, она медсестра, но сейчас не ее смена. У тебя задралась простыня, и ты лежал в неподобающем…
Старый хер действительно начинает немного смущаться.
— …поэтому я хотел накрыть тебя, как следует. А Саския заметила, что трубка немного отошла и вставила ее на место.
Он смотрит на нее, затем на меня. На секунду кажется, что он уже купился, но затем его мерзкие глаза вспыхивают.
— Я тебе не верю! Ты, как всегда, пиздишь! Что ты здесь пытался устроить, чертов неудачник?!
Непохоже, чтобы он умирал, говнюк.
— Мне насрать, чему ты там веришь! — Я поворачиваюсь к Саскии, которая словно окаменела. — Пытаешься сделать ублюдку одолжение и вот что получаешь, сука, взамен!
— Одолжение? От тебя? Ну да, конечно, никогда не поверю, — говорит старый хер.
— А ты много для меня сделал?
— Я произвел тебя на свет!
Я улыбаюсь старому говнюку и указываю ему между ног:
— Этой, сука, свиной сарделькой?! Ха! Никакой ты мне не отец, — и в подтверждение хлопаю рукой своего Верного Друга.
— Он побывал между ног у стольких женщин, сколько тебе и не снилось, приятель, — насмешливо произносит он, но я вижу, что придурок ошеломлен.
— Не пудри себе мозги, у тебя между ног опарыш!