Эльса сидела на самом дальнем месте самой ближней церковной скамьи и смотрела в пол. Постепенно гул затих и мысли утонули в приглушенных аплодисментах, которые произвели сотни задниц, повстречавшихся с твердой поверхностью деревянных скамей. Церковь была переполнена, люди стояли вдоль стен. Многие были одеты так странно, будто им пришлось напялить вещи, выигранные в фэшн-лотерею у сумасшедшей старухи, которая стирала одежду в посудомойке.
Эльса подумала, что надо будет положить слово «фэшн-лотерея» в словарную копилку. Она старалась сосредоточиться на этой мысли, но услышала, как кто-то говорит на непонятном языке, произнося ее имя, коверкая его на свой лад, и это вернуло ее в действительность. Она видела, как незнакомые люди кивают на нее, — кто-то в открытую, а кто-то стараясь не привлекать ее внимания. В основном никто не стеснялся. Эльса поняла, что незнакомцы знают ее, и это сводило ее с ума, поэтому когда в толпе у стены мелькнуло знакомое лицо, она не сразу его узнала. Так бывает, когда встречаешь в кафе знаменитость и машинально здороваешься, потому что твой мозг посылает сигнал: «Поздоровайся, ты ведь знаешь этого человека!» — хотя тотчас вслед за этим сигналом мозг подсказывает: «Ой, да это же тот самый тип из телика!» А все потому, что твой мозг любит выставить тебя идиотом.
Еще мгновение — и знакомое лицо исчезло за чьим-то плечом. И снова вынырнуло. Это аудитор, приходивший вчера поговорить о жилищном кооперативе. Только теперь он был одет как пастор. Он то исчезал за спинами, то появлялся. Смотрел на Эльсу. Подмигивал.
Женщина-пастор у кафедры начала свою речь, и Эльса повернулась к ней на секунду, а потом снова стала искать глазами пастора-аудитора. Но тот уже исчез за чужими плечами. На этих плечах высились светлые головы, которые смотрели на Эльсу и улыбались, будто видели ее на фотографиях, не понимая, что их улыбки ей неприятны. Как черный катафалк на школьном дворе. Гады. Эльса ненавидит людей, знакомых с ней по фотографиям тех времен, которых она не помнит. Все нормальные люди ненавидят, когда родители показывают их детские снимки — кажется, будто кто-то украл твои воспоминания.
Женщина-пастор говорила о бабушке и о Боге, но Эльса не слушала. Интересно, что бы на это сказала бабушка. Вряд ли она любила церковь. Они с Эльсой почти никогда не разговаривали о Боге, потому что для бабушки Бог был связан со смертью.
Все это просто подделка. Пластик и мишура. Как будто похороны закончатся и все снова станет хорошо. Не станет, Эльса уверена. Ее бросило в пот. Странно одетые незнакомцы по очереди подходили к микрофону и что-то говорили. Многие на чужом языке, и маленькая старушка переводила их речь в другой микрофон. Никто не произносил слова «смерть». Все говорили, что бабушка «ушла» и что они ее «потеряли». Как носок в стиральной машине. Некоторые даже плакали, хотя Эльса считала, что у них на это нет права. Ведь это была не их бабушка. У них нет никакого права говорить о том, что у бабушки были другие страны и королевства, куда она никогда не брала с собой Эльсу.