— Правда?
— Ну конечно.
— Она же некрасивая, да? Просто уродина, правда?
Я смеюсь.
— Что ты ржёшь? Ты согласен, что она страшная?!
— Ну, естественно, естественно, — и я прижимаю эту маленькую дурочку к груди.
Наташа действительно использовала весь арсенал избитых женских приемов, чтобы обратить на себя мое внимание. Чёрт побери, ещё полгода назад, до знакомства с Ариной, я бы всё отдал за такое к себе отношение, но теперь мне было совершенно всё равно. Хотя нет, скорее, немного смешно. Даже не думал, что я такой однолюб…
Она провела у нас дней пять. Как-то, когда Арины не было, я решил поговорить с Наташей, что называется, по-хорошему.
— Наташ, я же всё вижу и всё понимаю. Заканчивай. Я люблю Арину. И никто другой мне понравиться просто не может…
Её лицо покрылось красными пятнами.
— Я ради тебя всей своей жизнью в родном городе пожертвовала! Пошла против своей матери! Она же звонила, она поняла, где я! Устроила мне истерику, сказала, всё равно заберет меня отсюда! А я на всё готова ради тебя, понимаешь ты это?! С детства тебя люблю. И не забывай — ты больной, а я здоровая! Но мне это всё равно, я готова нести этот крест. А ты вот так, значит, да?
— Я не крест, не надо меня никуда нести…
— Я всё равно тебя люблю и буду тебя ждать.
Я уже вызывал ей такси, чтобы скорее закончить эту мелодраму.
***
Может, из того, что я написал, у вас сложилось мнение, что я какой-то нытик и всегда всем недоволен, но это не так. Вот свой институт я искренне полюбил. Главным образом, за тех людей, с кем я там познакомился.
Например, Игорь. Мы частенько сидели вместе. Игорь был мне симпатичен своей нормальностью. Я люблю таких людей. Их не сломит ничто. Думаю, если б ему поставили мой диагноз, он бы печалился не больше двух дней.
Как-то я обмолвился, что у меня много книг. Но классика, оставшаяся от прежней хозяйки квартиры, его не интересовала.
— Посовременнее что-то есть? — спросил Игорь.
И тут я вспомнил, что у меня сохранилась целая стопка маминых книг. Собственно, это всё, что от неё у меня и осталось. Ну, и фотки её. Но я стараюсь не трогать мамины вещи. Я избегаю всего, что хранит память о ней.
— Есть иностранные книги девяностых годов выпуска. Пойдут?
— То, что нужно! — обрадовался Игорь.
Он выбрал несколько маминых книг на английском. «На игле» Уэлша (большая удача, что у меня есть эта книга, её ведь в магазинах теперь не найти, сказал Игорь), Берроуза «Обед нагишом» и Томпсона «Страх и ненависть в Лас-Вегасе».
— Всё-таки в наркокультуре что-то есть, — сказал он. — Уэлшевский Марк Рентон ведь сознательно колется. В его жизни, благодаря этому, есть хоть какие-то вспышки. Пусть это всё ведет в могилу. Зато он живёт не так, как весь этот средний класс.