Я почти спросила его, стоило ли оно этого — стоило ли мое возвращение отказа от всего мира. Потому что Хайберн придет сюда, на эти земли. И здесь больше не будет песен и танцев. Не после их прибытия.
Но я молчала, когда солнечный свет погас и наконец настала ночь.
Звезды сверкнули, заявляя о себе, тусклые и маленькие над пылающими кострами.
Я наблюдала за ними еще много часов празднования и могла поклясться, что они составляли мне компанию, мои молчаливые и верные друзья.
ГЛАВА
5
Я вернулась в поместье через два часа после полуночи, слишком усталая, чтобы остаться до рассвета.
Особенно когда заметила, как Тамлин смотрит на меня, вспоминая рассвет в прошлом году, когда он отвел меня и поцеловал при появлении солнца.
Я попросила Люсьена сопроводить меня, и он был более чем счастлив сделать это, учитывая, что теперь его собственный статус мужчины с мейтом сделал его незаинтересованным в женской компании. И учитывая, что Ианфе весь день пыталась загнать его в угол, чтобы узнать, что произошло на церемонии.
Я переоделась в маленькую кружевную ночную рубашку, которую когда-то носила, чтобы порадовать Тамлина, и обрадовалась, что пот стекал с моего тела, и плюхнулась в кровать.
Почти полчаса я ворочалась по простыням, сжимая их.
Аттор. Ткачиха. Моих сестер бросают в Котел. Все они крутились вокруг меня. И я позволила это.
Многие все еще праздновали, когда я вскрикнула, резкий короткий всхлип, из-за которого я спрыгнула с кровати.
Стук моего сердца был в моих венах и костях, когда я открыла дверь, потная и измотанная, и пересекла коридор.
Люсьен ответил на второй стук.
— Я слышал тебя... что-то случилось.
Он осмотрел меня, широко распахнув глаза при виде моих растрепанных волос и потной ночной рубашки.
Я сглотнула, вопрос отразился на моем лице, и он кивнул, отступая в комнату, чтобы дать мне войти. Обнаженный до пояса, он успел вытащить брюки, прежде чем открыть дверь, и поспешно застегнул их, когда я прошла мимо.
Его комната была цвета Осеннего Двора — единственная дань дому, которую он показывал — и я изучила темное пространство, смятые простыни. Он присел на мягкую ручку большого стула у почерневшего камина, наблюдая, как я сжимаю руки в центре малинового ковра.
— Мне снилось это, — прохрипела я. — Подгорье. И когда я просыпаюсь, то не могу вспомнить, где нахожусь, — и подняла свою левую руку без обручального кольца. — Я не могу вспомнить, в каком времени нахожусь.
Правда — и наполовину ложь. Мне все еще снились те ужасные дни, но больше они не поглощали меня. Больше я не бегала в ванную посреди ночи, выворачивая внутренности.