Но Дмитрию достаточно было встретиться взглядом с их командиром, чтобы понять: он не шутит. Тонкие губы шляхтича кривились в насмешливой улыбке, единственный зрячий глаз мерцал сумрачным огоньком из-под нависшей черной брови.
Казалось, он знал какую-то страшную тайну, способную навсегда изменить жизнь собравшихся под этой кровлей людей, и был необычайно горд своим знанием. Рука Бутурлина непроизвольно потянулась под столом к сабельному крыжу.
— Что все это значит, шляхтич? — вопросил Крушевича, поднимаясь из-за стола, Корибут. — Как понять тебя и твоих молодцов?
— Понимай просто, Княже, — по-волчьи осклабился Крушевич, — пришло твое время умирать!
Для его солдат эти слова прозвучали приказом. Выхватив из ножен сабли, литвины бросились рубить гостей.
Нападение было столь внезапным, что многие воины посольского отряда не успели обнажить мечи и пали под ударами озверелых жолнежей. Те же, кто смог противостоять врагу, отступили к дальней стене, заслоняя собой перепуганных женщин.
Сталь зазвенела о сталь, на лица и доспехи брызнула кровь, раздались стоны умирающих и раненых. Не ожидавшие столь яростного отпора, люди Крушевича отхлынули к дверям. На земляном полу осталось лежать с десяток трупов.
— Назад, трусливые псы! — рявкнул на подчиненных одноглазый предводитель. — Перережьте глотки этим свиньям, и я осыплю вас серебром!
Жолнежи вновь ринулись в атаку. Их приходилось по трое на каждого воина из посольского отряда, к тому же, людям Корибута и Бутурлина хмель мешал действовать так же быстро, как их противникам.
Все нападающие были в шлемах и со щитами; пользуясь этим преимуществом, они легко оттеснили посольских, оставивших щиты и шлемы на конном дворе, в дальний угол трапезной.
В считанные мгновения уютная и хлебосольная застава превратилась в смертоносную западню для королевского посла и его спутников. Поляки и московиты дрались с яростью обреченных, но шансов на спасение у них не было — литвины давили их численностью.
Бутурлину пришлось отбиваться сразу от двоих врагов, Корибуту — отражать натиск троих.
На Дмитрия напирал в лоб косматый бородач с широкой турецкой саблей, его хмурый, узколицый товарищ наскакивал на боярина сбоку, пытаясь прижать его саблю щитом к стене.
Дмитрий присел, уводя голову из-под сабли косматого, резанул узколицего саблей по ногам, перерубая сухожилия, и прежде чем бородач успел занести свой тесак для нового удара, толкнул ему под ноги опрокинутую скамью.
Косматый споткнулся и, чтобы удержать равновесие, на миг отвел в сторону щит, прикрывавший его грудь. Дмитрию этого мгновения хватило, чтобы рассечь противника саблей от шеи до паха.