— Вы что, обиделись?
— Нет! У меня есть более серьезные причины для обид. К тому же это чистая правда. Но она никому не нужна.
— Она вам не нужна.
— Она вам не нужна. Только вы об этом не знаете. То, что вы сказали, и есть среднее арифметическое. А жизнь складывается из противоречий. И ваша жизнь тоже.
— Согласна с вами. Это то, что Кант называет имманентностью. То, что пребывает в самом себе и не переходит в трансцендентное.
— Например, то, что я — бедный литовец, Маша — дочь богатого купца, вы — некрасивая девушка, которая втайне мечтает о замужестве?
На этот раз молчала она.
— Вы на меня обиделись?
— Нет… Вы откровенно сказали то, что думаете и что думают обо мне другие, но не говорят из деликатности. К черту деликатность! Я своей жизнью докажу, что вы неправы!
— Что вы докажете?
— Что предназначение женщины не только в том, чтобы выйти замуж и нарожать детей…
— Вы суфражистка?
— Зовите меня как вам угодно. По-моему, я — Елизавета Дьяконова! И это самое главное!!
— Так это и есть то “трансцендентное”, что вы хотите доказать? Но зачем это доказывать? Кому? Все и так знают, что вы Елизавета Дьяконова. И что из того следует?
— Однажды вы это увидите.
Вот о чем он думал сейчас, когда вместе с проводниками шел по горной тропе. Он брал с собой много вина, пил сам и поил проводников. Им это нравилось. Они похлопывали его по плечу и в шутку называли Herr Offizier.
Что она хотела всем доказать? Разговаривать с Лизой на эти темы было бессмысленно. На нее не действовали никакие аргументы. Или, скажем, у него в арсенале не было аргументов, которые смогли бы ее в чем-то убедить. О, если бы она была суфражисткой! Если бы она просто боролась за права женщин, за права тех, у кого нет настоящих прав. Тут они друг друга поняли бы! Да, собственно, и понимали без всяких слов. Какого черта, например, он должен был венчаться с Машей в русской православной церкви! Какого черта согласился с тем, чтобы его называли теперь не Юргис, а Георгий, не так, как называла родная мать!
Но она не была суфражисткой. Она была Лизой Дьяконовой. А что это такое, она и сама не понимала. Но это было то, что она хотела кому-то доказать всей своей жизнью. И смертью. Да, смертью прежде всего — это так ясно.
Теперь ему казалось, что мертвая Лиза как будто подсмеивается над ним на каждом шагу. На всем пути их поисков она расставила вешки-символы, указывавшие на то, что все их усилия бесполезны и тело ее никогда не найдут. Вершина Unnütz, на которую они поднялись и где Лизы, разумеется, не было… С немецкого название горы переводится как