— Возможно, на сей раз все будет иначе.
— Думаю, ближайшим аналогом шока станет ситуация, когда Господь меня все-таки перепьёт. К несчастью для него, я уже знаю, сколько заключено в бутылке бурбона. Но я принимаю твой вызов, ковбой.
* * *
— Белуга? — Бад выглядел озадаченным. — Дело твое, конечно, парень, но только это же рыба, а рыбы обычно молчат — прямо как мертвецы, хотя и мертвецы бывают разные. Но почему у тебя двигатель-то ревет этой самой белугой?
— Распространенная ошибка, — пояснил Лейтенант, силясь перекричать рев «Призрака». — Первоначально, конечно, имелась в виду белуха, эдакий дельфин. Вот она и правда умеет громко рычать. Но поскольку люди тупые и не видят разницы между осетровой рыбой, килограмм икры которой стоит до десяти тысяч евро, и здоровенным ревущим китообразным — употребляется вот так.
— И ты, значит, не хочешь выделяться. Разумно, парень, пусть будет так.
Шоссе 410, освещенное светом мощных фар, превращалось в серую невзрачную полосу и трусливо убегало под колеса. Гидрар, вспомнив, видимо, свои благородные корни, чинно восседал на заднем сиденье, у него только ресницы подергивались, как крылья у бабочки. Сидящий рядом Лейтенант барабанил пальцами по неизменной трости. Чумной Доктор на переднем сидении был, по своему обыкновению, невозмутим.
Машина неслась по прямому как стрела шоссе, местами зарываясь в нанесенные на асфальт песочные барханы, и разбрасывая их в стороны плотными водяными струями, местами вырываясь на чистый, гладкий простор — и тогда пропадал даже шорох шин, и казалось, что она летит над поверхностью.
Они мчались сквозь темноту и время — небо над шоссе взрывалось яркими светлыми полосами, похожими на светящийся серпантин. Вот только не бывает серпантина длиной несколько километров. А звезды над полированной черной крышей автомобиля порой вырастали до совершенно мистических размеров, они обжигали жесткой гамма-радиацией черную нитрокраску «Призрака», и шипели маленькими разрядами на антенне, шильдике на капоте и хромированных деталях багажника.
В багажнике кто-то бормотал и вздыхал — но слышать это могли только духи, ночующие в этот раз вдоль шоссе. Внутрь салона никакие звуки не проникали.
Они летели сквозь поросшие диким лесом и укрытые мохнатой тьмой места, столь странные, что человеческий мозг был не в состоянии всосать их в себя, сопоставить с хранящимися в памяти аналогами и сделать вывод о местонахождении. Мозг не понимал, что происходит, он паниковал и бился в мягких смирительных объятиях притупленной наркотиками психики.