– Кто вы? – вновь спросила Самойлова.
– Не знаю. Со мной случилась неприятная история. После удара по голове я потерял память. – Он не стал вдаваться в подробности. Зачем?
– Значит, это правда. Кофе хотите?
– Чаю, если можно.
– Проходите на кухню.
Следом за Самойловой он прошел в такую же маленькую тесную кухню. Квартира была однокомнатной и малогабаритной.
– Одна живете? – спросил, присаживаясь на рассохшийся табурет.
– Одна. Разменялись с сыном. Со снохой не ужилась. Трехкомнатную квартиру улучшенной планировки разменяли на две. Так я очутилась здесь. На пенсию живу. Приходится подрабатывать, уколы на дому ставить.
Он понял намек и положил на стол тысячную купюру:
– Вот. Возьмите.
Она проворно схватила деньги. Купюра тут же исчезла в кармане ее засаленного халата.
– У вас действительно… амнезия? – спросила Самойлова, ставя на газовую плиту чайник. Чиркнула спичка.
– Да. Вы говорите, что я здесь уже бывал. А я ничего не помню. Ни вас, ни этой квартиры.
– Странно.
– А Сидорчук у вас был? Или вы встречались в другом месте?
– Сидорчук? Какой Сидорчук?
– Высокий худой господин неприятной наружности. Зубы желтые, прокуренные, череп вытянутый. Он тоже дал вам деньги. Кстати, адрес я получил от него. Он сказал, вам есть что мне рассказать.
– Но я уже все рассказала!
– Я потерял память, – терпеливо пояснил он. – Не могли бы вы повторить ваш рассказ?
– Что ж… Дело прошлое.
Она тяжело вздохнула. Налила чаю ему и себе, пододвинула вазочку с клубничным вареньем, поверху застыла пышная розовая пенка. Он смотрел, не отрываясь, на пенку. Детские воспоминания стерлись из памяти совсем. Но, кажется, он любил клубничное варенье, когда был маленьким. Самойлова поймала этот взгляд и сказала:
– Сын тоже… Любит пенки. Любил. Растишь их, растишь, а они… – Она махнула рукой, потом спохватилась: – Так вам, значит, все сначала рассказать?
– Да. Пожалуйста. Если не трудно.
– Не трудно. Мы, пенсионеры, любим вспоминать прошлое. А что нам еще остается? Все произошло лет тридцать назад.
– Тридцать пять, – мягко поправил он.
– Ах да! Вам лучше знать. Из тех, кто присутствовал при операции, я единственная знаю, как все было. Врач, который кесарил Инну Мукаеву, давно уже умер, нянечка еще раньше, анестезиолог переехала в Москву, говорят, недавно укатила в Израиль на ПМЖ. А зачем вам знать правду?
– Я хочу понять, что за младенец лежит в семейной могиле Мукаевых.
– Что за младенец? Ну слушайте.