— Хорошо, я буду ждать здесь, — прошептал раненый эльф, не сводя взгляда с паука. — Я не дойду сам так далеко… Если надо, стану драться, не сходя с места. Делай как знаешь, дверг. Ринрин…
— Я… я помогу, — скрипнул паук. — Братья вернутся. Ты умрешь. Надо вместе.
— Как ты поможешь? — скривился Лантир. — Как, чудовище?
Горячее, твердое, круглое и неодолимо сильное тело врага молча приблизилось к нему. Прежде чем эльф успел поднять клинок или сказать хоть слово протеста, паук обхватил его лапами и перекинул через себя, только меч брякнул по камням. Лантир ругнулся и принялся выворачиваться, но…
— Идем, — как ни в чем не бывало, сказал паук. — Братья. Скоро. Смерть. Идем вместе. Могу нести. Не трудно.
— Ольва, — простонал Лантир, бессильно опуская голову, — Ольва, дверги, пауки… Б-бляха! Опять… Ольва… помощь… от паука… ненавижу… — и добавил шепотом по-эльфийски несколько крепких слов.
— Что значит «эстайн»? — спросил паук, будто вовсе не слыша его ругани. — Красиво. Не знаю такой речи. Не… ел… таких. Когда ешь мозг, знание приходит.
Он шел рядом с двергом, лапы точно вставали между камней.
— Это на его языке, — сказал Иррик. — Такое слово.
— Неправильный, — прохрипел Лантир. — Значит — неправильный! Мягко говоря…
— Я неправильный, — подтвердил паук. — Я буду Эстайн. Имя. Иметь имя — честь!
Вайманн осторожно выбирал дорогу окованными металлом сапогами, потому что уронить его ношу было нельзя.
Это эльфы знали Чертоги и Забвение, а для Иррика все, что еще оставалось от Ласки, было сейчас в его руках, крепко прижато к сердцу.
Вот так.
Свет плыл где-то под самым потолком, сходясь и расходясь кругами. Все нейроны были будто перемолоты и торопливой рукой снова затолканы в череп, и теперь жижа из мыслящей субстанции вяло вытекала через глазницы и уши.
Вдоль хребта спускался настойчиво бьющий пульс. Руки, ноги — все казалось даже не отдельным, а разломанным на куски, разобранным и перепутанным, как у старого киборга, который сестры решили разобрать и собрать как попало, чтобы посмеяться над мучениями покалеченного агрегата.
Сестры.
Девочки.
Самые лучшие. Урожденные Матери, призванные вести за собой народ — и властвовать над такими, как он.
Над мальчиками.
Он, мальчик, вспомнил лицо лучшей из лучших — растерянное, с глазами, превратившимися в черные испуганные кляксы. Она насмехалась и говорила, что ему никогда не сравняться с Матерями. Что он негодный. Но теперь и она испугалась.
«Что ты сделал? Бежим, спасайтесь!» — Мальчик еще слышал ее голос, а потом по голове словно ударил красный молот.