— Сестры сказали… я не смогу. Сестры сказали, я выродок от Черных Линий. Я хуже их. Я… закончил род… и не гожусь даже… даже на то, чтобы зачать дочь…
Сильная рука снова сжалась на его горле.
— Ты хочешь умереть?
Он покорно закрыл глаза.
Он хотел, да.
Праматерь резко наклонилась к нему так, что губы почти коснулись уха, и заговорила — ровно, жестко, как привыкла говорить великая воительница.
— Ты умрешь, мальчик. Когда-нибудь потом, с честью, в бою. А сейчас поднимешь свое никчемное тело — и попытаешься стать лучше сестер. Лучше женщины. Мужчина не может этого… но ты — должен. И сделаешь, клянусь памятью праматерей!
Она отпустила его и встала — прямая, опасная. Безупречная. Великая Праматерь, осененная крыльями чернейшей одежды.
Сощурила глаза.
— А девочку ту забудь. Лучшую из лучших. Девочка станет королевой, королева есть империя, а империя не выбирает никого. Тем более такого, как ты, мальчик от Черных Линий.
— Она жива… я не помню… я убивал…
— Забудь.
Он сжался, сощурил глаза и, сам поражаясь своей дерзости, выпалил:
— Я стану Мастером Войны! Как Матерь и как ты! И буду подле той девочки, когда она станет королевой! Я буду… лучшим! Годным!
Женщина медленно опоясалась мечами, расправила идеальные складки темных одежд. Едва заметно улыбнулась чему-то своему.
— Бесполезное создание…
Мальчик всхлипнул — а дракон открыл глаза.
Свет плыл где-то под самым потолком, сходясь и расходясь кругами. Все нейроны были будто перемолоты и торопливой рукой снова затолканы в череп, и теперь жижа из мыслящей субстанции вяло вытекала через глазницы и уши.
Вдоль хребта спускался настойчиво бьющий пульс. Руки, ноги — все казалось даже не отдельным, а разломанным на куски, разобранным и перепутанным, как у старого киборга, который сестры решили разобрать и собрать как попало, чтобы посмеяться над мучениями покалеченного агрегата.
И когтистые лапы.
И крылья.
И боль.
Теперь у него была боль.
Мастер Войны поднял голову, скрипя многорядными зубами. В этот раз боли оказалось даже больше; к неожиданному проклятью оказалось невозможно привыкнуть, оно было все время разное и каждый раз застигало врасплох. Как они живут с этим, нелепые и странные существа?
Как будет теперь жить он сам?
Он с усилием поднялся на лапы и не сдержал крика: на заново переломанное крыло было страшно смотреть. Кругом были разметанные по углам монеты, слитки, толстый слой золота, густо залитого кровью. Чьей кровью? Горячее, багряное текло из поломанного крыла — и застывало горстями алых камней.
— Ч-чщервень…
Тишина.
Дракон медленно подошел к поилке, ткнулся мордой — и тотчас отшатнулся, приметив на крае каменной чаши засохшие бурые кляксы.