Внезапно у Леськи в кармане заиграл мобильник. Девушка настолько привыкла к тишине, что сама подпрыгнула от неожиданности. Кикимор как ветром сдуло. Кость осталась валяться на берегу.
– Какого черта вы беспокоите меня в сей печальной юдоли? – загробным голосом спросила Леська в трубку.
– А если б это была не я? – секунду помолчав, поинтересовалась Сашка.
– Дурацкий вопрос, Сань, – подруга вернулась к нормальному тону, – я ж вижу кто звонит.
– А. Ну да. Короче, я не о том. Тут Глеб тебя просит разобаться с одним делом. Как раз в твоем районе. Один наш читатель написал ему, что каждую пятницу в одинадцать вечера видит призрачную четверку лошадей, запряженную в колесницу, проезжающую на уровне четвертого этажа там, где перекресток Красина и Преображенской.
– Каждую пятницу, говоришь? – хмыкнула Леська.
– Читатель утверждает, что он абсолютный трезвенник.
– Тогда…
– И не употребляет наркотики.
– И даже…
– И не курит траву.
– Не верю.
– Ну вот и докажи обратное, – теперь хмыкнула Сашка. – Сегодня как раз пятница.
Сунув телефон обратно в карман, Леська снова уставилась на окрестности. Настроение, на минуту поднятое разговором, снова кануло вниз и слилось с окружающей серостью. Она отчаянно, дико, ужасно тосковала. Антон обещал вернуться к сентябрю, а уже начинался октябрь. У нее было чувство, что прошли века. Каждый раз, уезжая куда-нибудь – в Норвегию, на море, да хоть к Глебовой бабке, она втайне ждала, что по возвращении обнаружит Чертова Викинга, но город был все так же пуст. Несмотря на ропот Глеба и издевки Сашки она все-таки оформилась на работу в родимый университет. Ее основной интерес там лежал к книжным шкафам с томиками Голсуорси, но книгу с отсутствующей страницей пока обнаружить не удавалось, и охотничий пыл начал постепенно спадать. Сентябрь прошел, золотая осень сменилась дождливой обычной, и вот теперь с деревьев уже облетела половина листьев, а Антона все не было. Телефон его не отвечал, в «аське» он отсутствовал, ее письма, отправленные ему на ящик, казалось, канули в Лету. Девушка потеребила Глеба, но тот поклялся, что не знает, где носит друга, при этом он и сам выглядел обеспокоенным, и она больше не спрашивала. Тем более, что свою депрессию почему-то не хотелось демонстрировать друзьям.
Чтобы отвлечь себя хоть чем-то (работа не столько отвлекала, сколько раздражала), Леська попыталась научиться шагать через пороги. Большей частью у нее получалось, хоть и давалось с огромным трудом: переход пил магию и кровь как заморенная лошадь, дорвавшаяся до водопоя. И каждый раз она понятия не имела, куда попадет. Вересковые поля, заброшенные руины, зеленые холмы – места удивительные и притягательные, иногда жуткие и пугающие, но попасть на полюбившуюся скалу получилось только один раз. Леська не рассказывала о своих экспериментах, а посему ей приходилось еще либо залечивать, либо, если не успела, прятать изрезанные – в качестве оплаты за проход – руки от взглядов окружающих.