Аллегра попыталась встать, и когда поднималась, руку прострелил обжигающий разряд. В ушах шумело море; в глаза бил свет. Пахло смолой. Она сделала шаг и рухнула в пустоту.
В себя ее привел голос Коринн: «Ты жива? Можешь говорить?» Слова мелькали, как тени птиц, а из этих теней тихо расползалась темнота. В следующий раз она очнулась у Коринн на руках.
Это было волнующее знакомство. Добравшись до больницы, они уже стали сообщницами. Сильвии не следовало знать о прыжке, но Аллегра не рискнула говорить с матерью по телефону: она была еще слишком слаба, то и дело тонула и выплывала.
— Ничего ей не рассказывай, — попросила Аллегра. Она вспомнила, как много лет назад, в детском саду, упала со шведской стенки и сломала ногу. Сильвия всю ночь просидела у больничной койки в ужасном пластиковом кресле, не смыкая глаз. Аллегра лучше ладила с Дэниелом, чем с Сильвией — та даже в семье оставалась какой-то замкнутой, — но теперь, когда рука адски болела, ей нужна была мать. — Пусть приезжает.
Она лежала на каталке, и мысли порхали под белым кружащимся потолком, словно снег. Коринн набрала на мобильнике номер, взяла здоровую руку Аллегры и стала поглаживать большим пальцем.
— Миссис Хантер? — сказала Коринн. — Вы меня не знаете, я подруга Аллегры. С Аллегрой все нормально. Она, кажется, сломала руку, но я здесь же, в вакавилльской Кайзеровской, и с ней все будет хорошо.
Коринн в мельчайших подробностях описала несчастный случай. Дружелюбная собака, мальчик с мячом, тряская дорога, Аллегра на велосипеде. Сильвия поверила. Такое случается, даже если собаки дружелюбны, даже если ехать в шлеме. Аллегра никогда не забывает шлем, она осторожная. Но иногда никакой осторожности не хватает. Они с Дэниелом выезжают сию же секунду. Надеются поблагодарить милую Коринн лично.
Аллегра впечатлилась. С человеком, который лжет так непринужденно, как Коринн, надо дружить. Пусть лучше лжет ради тебя, а не тебе.
Однако Аллегра ошиблась, приняв Коринн за экстремалку. Позже, когда в постели она предлагала тем или иным способом добавить адреналина, Коринн не реагировала. В парашютном спорте она искала выход из творческого тупика. Рассчитывала встряхнуться. Она видела пустоту как белую страницу и бросалась на нее. Прыжки в небо были метафорой.
Но это не помогло, и повторять эксперимент бессмысленно. «Ты сломала руку!» — твердила она, будто Аллегpa сама не знала. Коринн держалась на земле, на безопасной скорости, не выходила из квартиры, нервно пила чай. Она работала стоматологом-гигиенистом, но не по призванию — профессия понравилась ей лишь тем, что оставляла время писать. Жизнь у нее была скучнее некуда, только Аллегра влюбилась по уши, не успев это понять. Та Коринн, которую она видела тогда в больнице, летая на болеутоляющих и проваливаясь в любовь, была враньем.