— Как не пожалеть Элинор! С одной стороны Уиллоби, с другой — Брэндон. Она поистине entre deux feux[12]. — У Пруди на зубах была помада, а может, вино. Джослин хотела наклониться и стереть пятно салфеткой, как делала с перепачканной Сахарой. Но сдержалась: Пруди не принадлежит ей. Пламя подчеркивало рельеф ее лица: впалые щеки оставались в тени, глубоко посаженные глаза горели. Пруди была интересной, привлекательной, хотя и не столь красивой, как Аллегра. Притягивала взгляд. Наверное, она будет хорошо стареть, как Анжелика Хьюстон. Если бы только она перестала говорить по-французски. Или уехала во Францию, где это не так заметно.
— А еще Люси, — добавила Бернадетта. — В Элинор что-то есть. Все делятся с ней секретами. Она невольно располагает к откровенности.
— Не понимаю, почему Брэндон в нее не влюбился? — спросила Джослин. Она никогда в жизни не посмела бы критиковать Остен, но такая пара казалась ей удачной. — Они идеально подходят друг другу.
— Нет, ему нужен огонь Марианны, — сказала Аллегра. — Потому что своего у него нет.
Коринн обожала признания. Аллегра искала дразнящий страх перед тем, как заняться любовью, а Коринн — успокоение в тайнах после.
— Я хочу знать о тебе все, — говорила она, но так говорят псе любовники, и это не вызывало подозрений. — Особенно то, что ты никогда никому не рассказывала.
— Как только я расскажу, все изменится, — запротестовала Аллегра. — Это будут уже не секреты.
— Нет, — ответила Коринн. — Это будут наши секреты. Поверь мне.
И Аллегра рассказала:
1. В нашей средней школе был специальный класс. Для умственно отсталых. Иногда мы видели этих детей, но обычно их держали отдельно. И перемены, и обеду них были в другое время. Может, они учились только половину дня.
Там был мальчик по имени Билли. Он всюду таскал с собой баскетбольный мяч, а иногда и говорил с ним. Это был лепет, абракадабра. Сначала я думала, он просто подражает нормальной речи, не понимая, что нужны осмысленные слова и собеседник. Он носил тесную кепку, из-под которой уши у него торчали, как у Глупыша в «Белоснежке». Из носа постоянно текло. Мне было неприятно о нем думать, об остальных тоже. Обычно я не думала.
Однажды я увидела его на краю спортплощадки, где ему находиться не полагалось. Я подумала, что ему влетит, если кто-то заметит. Учитель спецкласса вечно на кого-то орал. Я направилась к нему, гордясь собственным великодушием: я собираюсь говорить с Билли, как с нормальным мальчиком. Но, подойдя ближе, увидела, что он держит в руке свой пенис. Он показывал его мне, положив на ладонь. Пенис вздрагивал, будто его кололи булавками. Я вернулась к друзьям.