– Отче, а кто такие «ариане», «несториане» и эти, как их, «прочие еретики»? – снова с искренним любопытством спросил Аскольд.
– Это все те, кто неверно понимают замысел божий, искажая Святое Писание и нанося глубокий вред всему делу Христовой веры.
– Но неужели и Папа заблуждается, ведь его посланец, отец Энгельштайн, рёк, что множество церквей христианских во всей Европе почитают его, как живого наместника самого Господа на земле и признают главенство Римской церкви?!
– Однако тот случай, о котором пишет Его Святейшество патриарх Фотий, когда папой стала женщина, да ещё и погрязшая во грехе, что показало рождение ею младенца во время крестного хода и последующая смерть, разве это не знак Всевышнего, что Римская церковь идёт не совсем по указанному Господом пути? – ответил митрополит, уже начиная сомневаться, действительно ли Аскольд столь наивен, или это притворство, за которым скрывается его невероятная хитрость, о которой предупреждал патриарх ещё в Константинополе.
– Разве я спорю со Святейшим патриархом? Конечно нет, я просто хочу лучше понять, в чём ошибка Римской церкви, ведь я только в начале пути познания Бога истинного! – горячо воскликнул Аскольд. – И что такое «филиокве»?
Их беседа затянулась надолго, но и по её завершении отец Михаил не был совершенно уверен, что окончательно развеял все сомнения в душе князя Аскольда. А разницу «филиокве», то есть исхождения Святого Духа и от Сына Божия, а не только от Отца, новокрещёный Николай и вовсе постичь не мог.
– Если Отец – Бог, значит, и Сын Бог, если от Отца исходит Святой Дух, значит, и от Сына тоже? – недоумевал Аскольд.
– Всё дело в том, что нельзя делить Святую Троицу: Отец, Сын, Дух Божий, как об этом говорит Владыка Фотий. И Святой Дух неделим. А римляне, не понимая этого, дописали в Святом Писании «филиокве», то есть «и от Сына Божия». А разве можно посягать на священную заповедь самого Иисуса Христа? Это грубейшее нарушение канона!
«Где-то я уже слышал о неделимости Святой Троицы, – пробормотал про себя Аскольд. – От славянских волхвов. Только у них она называлась Великий Триглав. Ладно, нет нужды разглядывать каждое зерно отдельно, когда перед тобою целая гора ржи, а то от этих премудростей уже голова пухнет. Богословы на то ведь и учились, чтоб подробности веры людям растолковывать. Вот пусть и занимаются своим делом. Мне-то какая разница, есть это „филиокве“ или нет, когда постятся, какой хлеб освящают – пресный или кислый, мне главное, как это противоречие между ними себе на пользу обернуть…»
Прохожий, у которого Евстафий спросил дорогу к мовнице, ответил не сразу. Он окинул любопытным взором чужестранцев и, почесав затылок, пояснил: