— Ты разве… хм… разве не пошла домой? Ты что, опоздала на автобус? — спросил я ее и погладил по щеке, а она наклонила к моей руке свою светлую голову.
— Нет! У меня еще есть дело. Надо написать одно заключение.
— Ага! — сказал я и схватил ее под руку.
Мы вместе зашагали по аллее, заросшей акациями. Нам было легко. Мне было легко.
— Ты на дежурстве… — напомнила Ив. В ее голосе не было силы. Она просто говорила и спокойно шла рядом. — Что ты думаешь делать?
— Ну что за вопрос! — засмеялся я. — Ты о чем спрашиваешь? О том, что я думаю делать со своей жизнью вообще? Тебя это интересует? Ха! Не знаю! — сказал я и беззаботно отмахнулся. Я шутил. Мне правда было очень легко, даже весело шагать по двору опустевшей, притихшей Больницы. Как будто мы были с Ив одни. Лишь время от времени какой-нибудь пациент из отделения реабилитации проходил мимо нас и кивал, а вместе с ним нам кивали его пижама, бритая голова и дым сигареты. Спокойствие царило везде, даже в моем сердце.
— Да нет же! — сказала Ив и усмехнулась моему беззаботному настрою. — Кто тебя спрашивает о жизни вообще?! Я спрашиваю, что ты будешь делать сейчас, на дежурстве.
— Думаю заглянуть в мужское отделение, к буйным, и навестить Дамяна.
— А, того парня… Кем он там был, бандитом? Высокий такой, который тогда махнул за Искыр? — Ив шла рядом и курила.
— Его самого! Он опять в больнице. Пойдешь со мной?
— Куда? — посмотрела на меня Ив.
— Навестить его и пройтись по отделению, проверить, все ли в порядке. Потом можем выпить виски. У меня есть одна бутылка.
— Ладно! — неуверенно сказала Ив. Несмотря на то, что все всё о нас знали, она не любила, чтобы нас видели вместе. Как будто мы были обнаженными моделями, которые прикрываются простыней, когда сеанс подходит к концу. Стыдливо прикрываются после того, как часами позировали голыми.
— Пойдем быстрее! — сказал я, и мы зашагали в сторону мужского отделения.
Там все было спокойно. Дамян лежал на кровати в пустой мрачной комнате, один. Такие больные, как он, поступали и выписывались, потом опять возвращались, как повторяющийся сон.
Несмотря на ее пустоту, палата казалась неубранной. В центре нелепо стояла покосившаяся кровать. Зрелище было ужасным. Дамяна привязали широким ремнем, затянув его на поясе и пропустив под пружинной сеткой кровати. Он и пружины были связаны, соединены друг с другом. Пациент был под глубоким действием нейролептиков. То есть, за прошедшие дни ему сделали минимум десять уколов галоперидола.
Дамян пребывал в каком-то тягучем, вязком полусне и временами всхрапывал. В уголках его рта скапливалась пена. Он был абсолютно беспомощен. Так что ремень мне казался нелепым излишеством. Да, Дамян был привязан. В психиатрии это называется «фиксированием». Он был зафиксирован в перевернутой вверх дном комнате. Одеяла валялись на полу.