— Георгий Победоносец! — изумленно воскликнул тот.
По краям монеты угадывалась какая-то надпись, однако разобрать ее было совершенно невозможно.
— 1746-й год! — разглядела на своей Галка.
— Полушка! — определил по каким-то признакам всезнайка наш.
— Совершенно верно, — кивнул профессор. — А вот это деньга.
— Дайте нам их! — взмолился Кольча. — Ну, пожалуйста! Для школьного музея…
— Что ж, будем надеяться, что они тут не считаны, — сказал, подумав, Олег Аркадьевич, — берите.
Мы спрятали наши монеты в карманы. Профессор не удержался сам, снова полез в чугун, нагреб там полную пригоршню и высыпал опять в Галкину кепку — поверх тех, которые там оставались.
На этот раз монеты попались крупнее. Многие были с пятак и даже побольше. А среди них тускло поблескивала одна совсем чистая монета, и на ней хорошо был виден выпуклый царь в мундире с эполетами. Я по бороде его узнал.
— Золотая! — ахнул Кольча.
Олег Аркадьевич взял эту монету в руки и стал ее внимательно разглядывать.
— Александр Первый, — сказал он. — Золотой червонец.
И совершенно спокойно, словно это была какая-нибудь никчемная шайба, швырнул золотой обратно в чугун.
— Может, их там навалом! — загорелся Кольча.
— Посчитаем, когда Золотая Баба будет у нас, акт составим и передадим в госбанк, — сказал профессор. — По сравнению со статуей это ничего не стоит, ребята.
Но все-таки он подобрел, мне кажется, когда золотой червонец попался, и разрешил нам взять из кепки еще по три монеты — на выбор. Я ухватил самый круглый кругляш. Он оказался пятаком. Наших пятаков из него можно штуки три отлить, никак не меньше. Но по годам еще совсем молодой — 1801 года выпуска. Зато две другие монеты мои отчеканены во времена Ивана Грозного и Петра Первого. А Галке досталась серебрушка китайская. Кольча тоже не в накладе: у него одна польская монета и две шведские.
Мы еще раз сфотографировались и пошли к дому Федула.
— Траву ест! — удивился Кольча, показывая на Чака.
Тот забежал вперед и лег, забравшись в курослеп, выискивая там что-то съедобное.
— Пить хочет, — решил профессор.
— Дождь скоро будет! — сказал я.
— Народная мудрость?
Я кивнул.
— Он у нас первоклассный синоптик! — похвалился Кольча. — Никогда почти не ошибается.
— Обозревающий все сам, — проговорил значительно профессор.
Мы вопросительно поглядели на него.
— Синоптик в дословном переводе — «обозревающий все сам», — повторил Олег Аркадьевич и поинтересовался: — Как же вы угадываете?
— Да очень просто, — сказал я, польщенный его вниманием. — Вон листья на березах изнанку показывают. Это к дождю. Хохлатая кедровка понизу пролетела. Дождь холодный будет, с ветром.