— Подождем!
Эвенк еще раз протрубил в дуло ружья и жестом велел нам притихнуть. Ответа опять не последовало. Тогда он неторопко стал заряжать ружье, и я заметил, что вытащил из патронташа другие патроны, а те, которые раньше были в стволах, сунул в патронташ. «Жаканы!» — догадался я.
Вдруг долетел до нас запоздало ответный зов «сохатого». Но был он какой-то робкий, неуверенный и короткий. Трубач удалялся. Мы до рези в глазах всматриваемся в мохнатую черноту лесистого распадка. «Не мелькнет ли огонек?» — думаю я. Для страховки у них наверняка и световые сигналы предусмотрены. Но ничего не примечаю в черноте ночи.
Кольча ответный рык трубача истолковал по-своему:
— Хитрый, чертяка, почувствовал, что не лосиха отвечает!
Борони Бог, конечно, ничего ему не сказал. Развязал свой кожаный кисет и принялся набивать трубочку. Она коротенькая у него, носогрейка, как зовут у нас. А вот у эвенкийских женщин я видел трубки — чуть ли не полметра чубуки.
Галка взяла меня под локоть и отвела к палатке.
— Миша, как ты думаешь, кто трубил?
Она интуитивно, что ли, почувствовала тревогу.
— Умеешь держать язык за зубами?
— Спрашиваешь!
— Золотничники, вот кто. Ни сохатые, ни изюбры летом никогда не трубят.
— Я так и знала…
Вернулись мокрые от росы собаки и с виноватым видом разлеглись подсушиться в некотором отдалении от костра. «Какой же я дурачина! Человека за лося принял!» — прочел я в умных глазах Чака. Ему даже глядеть на нас было совестно, положил морду на вытянутые лапы и уставился на огонь.
Зычный протяжный вопль раздался вдруг над нашими головами. Я вздрогнул, хотя сразу узнал по голосу филина-пугача. Галка испуганно взвизгнула и прижалась ко мне.
— Филин разоряется!
Я набрался храбрости и провел ладонью по ее плечу, почти не касаясь куртки. Она не отстранилась, и все внутри у меня сладко замерло.
— Тайга худой люди ходи нету! — послышалось от костра. Дядя Иван успокаивал Колокольчика. Оказывается, он тоже вскрикнул вместе с Галкой.
Мы подошли к ним. Ванюшка ворошил палкой костер, чтобы лучше разгоралось смолье, придавленное гнилушками, Кольча сидел рядом с эвенком.
— Тайга сама худой люди гоняй!
— Вон он! — разглядела филина Галка.
До чего любопытный! Бесшумно подлетел к самому табору и уселся на сук ближней сосны у самой макушки. Одни глазищи сверкают, а самого и не видно. Он же словно в маскхалате — одет под цвет сосновой коры: желтый, рыжий и весь в темных пятнах. Мы только потому его увидели, что костер как раз хорошо разгорелся после Ванюшкиного шурования, а то ведь этого филина и днем не увидишь. Особенно когда он у сосны сидит и солнечные блики на него падают.