Дед восстановил запись с камеры. Дед прислал ссылку на зашифрованный канал. И вот: Ариадна спит, тихонько посапывая, на дворе день, а на экране поздний вечер, и грязную окровавленную девчонку, отрубившуюся после бурного секса, увозит подозрительный фургон. Впрочем, фургон Тезей отложил на потом. Ему не давало покоя сходство между девчонкой и покойным букмекером. В их внешности не было ничего общего, и в биографии тоже, но двигались они одинаково – во всяком случае, когда дрались. И ноздри раздували одинаково, по-бычьи. Шли напролом, не заботясь о собственной сохранности, равнодушные к боли, своей и чужой. Нет, это не равнодушие. Какое же это равнодушие? Это интерес, просто чужой, нечеловеческий.
Дед в комментарии к записи просил сравнить их. Вот, внук сравнил.
Две аватары? Чьи?! Букмекер умер, напомнил себе Тезей. Пирифою сказали, что букмекер умер. Значит, смерть наступила ночью. Значит… У деда должен был случиться приступ, как всегда, если неподалеку гибнет аватар. Надо запросить деда, справиться насчет приступа. Нет, не надо. Если букмекер – аватар, приступ должен был случиться у Ариадны, живущей в Кекрополе, и куда сильнее, чем у какого-то Питфея из Трезен. Вряд ли сразу после приступа гулящая прокурорская дочка прыгнула бы в машину и велела бы шоферу гнать по барам, разыскивать красавчика-борца для любовных утех. Значит, приступов не было: ни у деда, ни у Ариадны. Значит, букмекер – не аватар. Жаль, так удачно все складывалось. Тогда, наверное, и девчонка – не аватара, и сходство поведения, моторики тел в критических ситуациях – случайность…
Он бросил взгляд на Ариадну и похолодел.
Прокурорская дочка лежала в прежней, внешне мирной и расслабленной позе, спиной к Тезею. При этом Ариадну била дрожь – настолько мелкая и частая, что глаз не сразу замечал ее, а мозг не сразу оценивал. В обнаженной женщине, укрытой до пояса легчайшим шелковым покрывалом, сквозило безумное, нелепое сходство с вайфером в виброрежиме. Даже звук был схож: стуча зубами, Ариадна еле слышно подвывала.
– Тебе плохо? Что с тобой?
Тезей встал над кроватью, не зная, что предпринять. Он боялся прикоснуться к Ариадне, чтобы не нарушить процесс, ужасный сам по себе. Последствия необдуманного вмешательства могли оказаться вдесятеро ужаснее. Приступ? Реакция на гибель другой аватары? Или явление Неистового, вздумавшего спуститься с горних высот цифрала в тварный мир?! Меньше всего Тезею хотелось мешать божеству, чья мстительность вошла в поговорку. Не слишком впечатлительный, мало склонный к аллегориям, Тезей вдруг ясно уверовал, что его размышления о печальной судьбе и ужасной смерти букмекера с опозданием в несколько часов догнали Ариадну: превратили банального мертвеца в аватара, ночную смерть – в дневную, скомкали время в кулаке, вывернули факты наизнанку, и связь причин и следствий больше не стоит выеденного яйца.