Эмили не могла выкинуть из головы эти картины. Она зажгла лампу и ворвалась в комнату, где увидела тело.
Она заметила заправленную кровать у одной стены, пару книжных полок, маленький диванчик, столик с несколькими журналами «Elle», «Vogue», в основном те же, что и она сама иногда покупала.
И Анину.
Она лежала на спине, вытянув руки вдоль тела.
На виске — рана, которая все еще кровоточила.
Анина смотрела прямо на нее. Ее глаза остановились на лице Эмили.
Нет, она смотрела прямо в потолок.
Что произошло в последующие часы, Эмили помнила плохо. И это она, обычно все помнившая детально, умеющая пересказать разговоры, описать, как кто-то был одет, обстановку в комнате, снова увидеть все перед собой, — она даже не могла вспомнить, что говорила, когда звонила в полицию.
Она не могла вспомнить, почему она кричала как ненормальная, почему она не действовала спокойнее и хладнокровнее. Нужно было сначала связаться с Магнусом или Тедди. Плотно закрыть дверь на площадку и все обдумать.
Но она сразу стала выть.
Возможно, ее вырвало, Возможно, она села на пол и кричала на мертвое тело, надеясь, что это просто была мерзкая дурацкая шутка, что безжизненная женщина на полу вытрет кровь со лба и встанет.
Полиция приехала быстро. Женщина в униформе отвела ее в сторону, но Эмили не могла вспомнить, говорили ли они в квартире, на улице или в машине.
Через какое-то время ее отвезли в участок и допросили.
Она помнила много вопросов. Но мало ответов.
Вы знали Ханну Анину Бьерклунд?
Вы общались с ней раньше?
Что вы делали в ее квартире?
Все предупреждающие звоночки звенели. Она не хотела рассказывать про Филипа. Но как ей объяснить, что она делала ночью у Анины дома?
Она сказала правду, хоть и не всю.
— Я была у нее, потому что она мне позвонила. Я встретила ее за пару часов до этого, чтобы поговорить о деле, которым я занимаюсь для юридической фирмы. Вы можете проверить звонки в моем телефоне.
Допрос вел мужчина-инспектор, но она не могла вспомнить его имя. У него была щетина и очки. Он выглядел, как любой ассистент юриста в свободное время.
— И что это за дело?
По ней, наверное, было видно, что она не хотела отвечать.
— Оно касается пропавшего человека, но я не могу рассказать подробно, я связана договором о неразглашении.
Инспектор приподнял очки.
— Этот договор сейчас, наверное, не имеет силы?
Она, честно говоря, не знала, что в таких случая предписывали правила.
— Разве у меня нет права на адвоката?
Инспектор покачал головой:
— Сейчас мы просто опрашиваем вас — для общей информации.
— Можно мне позвонить? — спросила она.