Выпили, пустив стакан по кругу, потом добили то, что оставалось на дне бутылки, одна поллитровка на четверых — это тьфу, и едва вернулись к своим лункам, как зашевелились поплавки. Первым ударило у Вельского, хариус с лету взял наживку: удар был сильным, удочка едва не улетела в лунку, но Вельский успел перехватить ее. Поспешно выбрал леску — на крючке извивался, стараясь перекусить сталь и уйти, темный с тугой широкой спиной хариус. Вельский почувствовал, как у него от азарта даже задрожали руки. Он поспешно опустил удочку с крючком-мушкой в ледяной колодец. Едва мушка коснулась воды — снова последовал удар хариуса.
Краем глаза Вельский заметил, что крупную рыбину, крякая и довольно улыбаясь, вытягивает из своей лунки Коля Жидяев. Уже в воздухе, на морозе, хариус взвился, сделал стойку на носу, хвостом вверх, изогнулся, больно ударил Колю — стальной крючок разлетелся на две части, хариус шлепнулся на лед и заюзил, норовя уйти в желанную лунку.
Коля поспешно отбил рыбину ногой в сторону.
Дмитрий Михайлович также проворно выбирал леску — у него хариус был поменьше, чем у Жидяева, но сопротивлялся он не менее яростно и также норовил сломать крючок. За Дмитрием Михайловичем, у крайней лунки стоял Маркс. У него на удочке замерзла катушка, и теперь он спиной пятился от лунки, выбирая леску. Леска прыгала, петлялась кольцами, натягивалась, будто гитарная струна, со звоном, потом стремительно слабела, но в следующий миг натягивалась вновь. На удочке у Маркса сидел, пожалуй, самый крупный хариус из всех.
К этой минуте Вельский благополучно вытащил своего второго хариуса и вновь швырнул крючок-мушку в лунку.
Хариус — рыба мощная, в руке удержать невозможно, в теле рыбы переливается некая невидимая сила. Несколько движений — и хариус уже летит под ноги. Третьего хариуса вытащить Вельскому не удалось — ушел вместе с уловистой волосяной мушкой. Вельский весело ругнулся, достал из коробочки еще одну мушку — рыжеватую, с золотистым блеском, привязал ее к леске. Потеря мушки, как и потеря самой добычи, — штука запрограммированная во всякой рыбалке. Ловить хариуса и не потерять ни одного экземпляра — вещь нереальная, сорок процентов севших на крючок хариусов обязательно вновь оказываются в воде — это закон, поэтому к потерям Вельский относился философски: чему бывать, того не миновать.
Четвертый хариус тоже ушел. А вот пятый и шестой остались лежать на снегу рядом с двумя первыми.
Клевало у всех, и чего это Коля Жидяев не предложил выпить раньше? Ощущение приподнятости, удачи, какого-то редкостного охотничьего счастья долго не покидало Вельского.