И как только мог генеральный прокурор принимать посетителей в розовом кабинете — неведомо, но тем не менее принимал. Вельский, увидев этот розовый кабинет, поморщился: надо бы все вернуть на «круги своя», но где, на какой даче сейчас можно отыскать дубовые панели сталинской поры? Куда их запрятал «вечный ИО»? Если запрятал не он, то запрятал рукастый завхоз Генеральной прокуратуры… Тьфу!
Единственное толковое, что осталось от прежнего хозяина кабинета, — большая рельефная карта, занимавшая половину стены: старая карта государства, так бездарно разваленного. И на этой карте было видно, что за могучая держава существовала еще совсем недавно. Ныне же мы откатились к Руси допетровского периода. Хорошо, что еще Питер не подарили Финляндии, а Курилы с Новороссийском не проиграли в карты японцам с турками. Еще раз тьфу! «Вечный ИО» карту не жаловал, хотел ее убрать, но не успел. Вельского же, наоборот, карта очень устраивала — с ней дышалось свободнее.
Вельский приказал повесить на стены грамоту Петра Первого — с печатью и росписью государя — об учреждении «Ока государева» — российской прокуратуры, а также три старинные, тиснутые еще в восемнадцатом веке литографии с изображением Москвы, Екатеринбурга и Верхнеудинска — трех городов, с которыми был связан Вельский. Для незнающих — Верхнеудинск — это нынешний Улан-Удэ, столица Бурятии. В этом городе Вельский сорок с лишним лет назад родился, и снится этот город ему до сих пор — в таинственной дымке, с угловатыми зданиями, милый сердцу. Карта, литографии и Петровская грамота малость пригасили легкомысленную дамскую розовину кабинета.
После того как Вельскому начали угрожать, чтобы не забирался слишком далеко в расследовании дела об убийстве корреспондента «Московского комсомольца» Димы Холодова, из кремлевской охраны прибыли несколько ловких парней в штатском — веселые, подвижные, рукастые, которые очень быстро сменили стекла в кабинете Вельского: вытащили из оконных проемов старые рамы с обычными стеклами и врезали стекла бронированные, от которых пули отскакивают, как горох от стенки.
Через два дня позвонил начальник управления охраны, с которым у Вельского сложились добрые отношения, сказал:
— Георгий Ильич, вам надо пересесть на новый автомобиль — из нашего гаража…
Вельский засмеялся:
— Старый автомобиль тоже из вашего гаража.
— Новый автомобиль — бронированный, — внушительно произнес начальник управления.
«Карта, находящаяся у меня в кабинете, — немой укор всем нам, в том числе и прокурорским работникам, — отметил в своем дневнике Вельский. — Не смогли мы противостоять незаконному акту, не уберегли свою страну от развала. В результате три ошалевших от собственной смелости и огромного количества выпитого мужичка подписали бумагу, которую Горбачев мог просто вышвырнуть в корзину либо повесить на гвоздик в одном месте. Но слабый, потерявший веру в свои силы, он этого не сделал — не посмел, пьяная воля троих властолюбцев восторжествовала, и всем стало худо… Выиграли от этого лишь единицы. Генеральная прокуратура могла опротестовать эту бумагу как незаконную, но не опротестовала. Верховный суд мог подать свой голос, но не подал… Почему все мы оказались такими беспомощными, безголосыми, тихими, как куры, что со всеми нами произошло? Где народ?