Тут сверток на ее руках заворочался, запищал и громко, во всю мощь своих маленьких легких потребовал и свою долю на этом празднике жизни. Пусть и не хлебом с колбасой, а пока лишь материнским молоком. Поскольку, я точно помню, что татары убивали младенцев у угоняемых полонянок, то, значит, малой родился уже здесь в Крыму совсем недавно. Маленькое существо пока не знает, что только что его жизнь еще раз круто изменилась. И не быть ему уже турецким янычаром или евнухом в гареме. Вернётся ли он с матерью в XVII век или останется у нас, но рабом турок или татар он не будет точно.
А полковник, похоже, расчувствовался. Негромко сказал, вроде в никуда:
– Эй, бойцы, кто меня слышит, позовите-ка старшего лейтенанта Астафьева сюда!
Старлей появился на пороге почти сразу и немедленно, словно джинн из лампы Аладдина. Наверняка он был где-то поблизости, делая вид, что занимается обычными делами. Да и слышимость тут в казарме, как в концертном зале. Ширмы дают лишь иллюзию уединения. Интрига дня – какой на той площадке нынче год, должна разрешиться с минуты на минуту, и наверняка вся рота, развесив уши, ждет этого момента.
– Виктор, – негромко сказал полковник, – устрой нашу гостью получше. Занавеску в углу организуй, чаю горячего, – полковник положил на стол пару хрустящих бумажек, – за молоком кого-нибудь в гарнизонный магазин зашли. Короче, поухаживай за дамой.
Услышав такие речи, купчина опять бухнулся на колени, а его половина степенно встала и с достоинством отвесила полковнику поясной поклон.
– Благодарствую, боярин, – сказала она. – Храни тебя Господь за твою доброту.
– Господа и благодари, голубушка, – в тон ей ответил полковник. – Добр он к вам был сегодня, а я и мои люди лишь исполнили свой воинский долг. Всё. Ступай за старшим лейтенантом, он проследит, чтобы позаботились о тебе и о чаде твоем.
Женщина вышла, а у меня в голове крутилась мысль, что как-то она не совсем подходит своему спутнику, хотя супружество их явное и безусловное. Ну, слишком из разного теста они люди, будто бы случайно, волей обстоятельств соединенные в одной семье.
– Ну что, Студент, – сказал вдруг полковник, обращаясь ко мне, – что скажешь про нашего гостя?
– Купец это, Павел Павлович, – ответил я. – Суконная сотня, к тому же из средних или низших людей. Скорее всего, чей-то подручный. Жаден и расторопен. Зато совесть его в чем-то нечиста. Может, сам полез в пекло за прибылью и попался татарам, сгубив товар, людей и деньги…
Услышав про себя такое, купец снова бухнулся на колени с воплем:
– Помилуй, боярин, не виноват я, бес меня попутал! – Чем полностью подтвердил мои подозрения.